Неточные совпадения
Отвернулись от него все, между прочим и все влиятельные знатные
люди, с которыми он особенно умел во всю жизнь поддерживать связи, вследствие слухов об одном чрезвычайно низком и — что хуже всего в глазах «света» — скандальном поступке, будто бы совершенном им с лишком год назад в Германии, и даже о пощечине, полученной тогда же слишком гласно, именно от одного из
князей Сокольских, и на которую он не ответил вызовом.
Впрочем, они уже давно не видались; бесчестный поступок, в котором обвиняли Версилова, касался именно семейства
князя; но подвернулась Татьяна Павловна, и чрез ее-то посредство я и помещен был к старику, который желал «молодого
человека» к себе в кабинет.
Полтора года назад Версилов, став через старого
князя Сокольского другом дома Ахмаковых (все тогда находились за границей, в Эмсе), произвел сильное впечатление, во-первых, на самого Ахмакова, генерала и еще нестарого
человека, но проигравшего все богатое приданое своей жены, Катерины Николаевны, в три года супружества в карты и от невоздержной жизни уже имевшего удар.
Во-первых, нахалу
князю будет доказано, что есть еще
люди, понимающие честь, и в нашем сословии, а во-вторых, будет пристыжен Версилов и вынесет урок.
— Конечно нет, — улыбнулся
князь, но как-то очень серьезной улыбкой, и вообще он становился все более и более озабочен, — я слишком знаю, что этот
человек мужествен. Тут, конечно, особый взгляд… свое собственное расположение идей…
— Не сердитесь,
князь; уступаю вас самому главному
человеку, а пока стушевываюсь…
— Алексей Владимирович Дарзан, Ипполит Александрович Нащокин, — поспешно познакомил их
князь; этого мальчика все-таки можно было рекомендовать: фамилия была хорошая и известная, но нас он давеча не отрекомендовал, и мы продолжали сидеть по своим углам. Я решительно не хотел повертывать к ним головы; но Стебельков при виде молодого
человека стал радостно осклабляться и видимо угрожал заговорить. Все это мне становилось даже забавно.
— Слушайте, вы… негодный вы
человек! — сказал я решительно. — Если я здесь сижу и слушаю и допускаю говорить о таких лицах… и даже сам отвечаю, то вовсе не потому, что допускаю вам это право. Я просто вижу какую-то подлость… И, во-первых, какие надежды может иметь
князь на Катерину Николаевну?
Может быть, у меня было лишь желание чем-нибудь кольнуть ее, сравнительно ужасно невинным, вроде того, что вот, дескать, барышня, а не в свое дело мешается, так вот не угодно ли, если уж непременно вмешаться хотите, самой встретиться с этим
князем, с молодым
человеком, с петербургским офицером, и ему передать, «если уж так захотели ввязываться в дела молодых
людей».
Потому что мы — не дворяне, а он —
князь и делает там свою карьеру; он нас, честных-то
людей, и слушать не станет.
Я с ним про себя в душе моей согласился; но на действительность надо было смотреть все-таки шире: старичок
князь разве был
человек, жених?
— Оставим, — сказал Версилов, странно посмотрев на меня (именно так, как смотрят на
человека непонимающего и неугадывающего), — кто знает, что у них там есть, и кто может знать, что с ними будет? Я не про то: я слышал, ты завтра хотел бы выйти. Не зайдешь ли к
князю Сергею Петровичу?
Я прямо пришел в тюрьму
князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот принял меня прекрасно. Не знаю, хороший ли он
человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание мое с
князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с
князем мы остались одни.
Таким образом, на этом поле пока и шла битва: обе соперницы как бы соперничали одна перед другой в деликатности и терпении, и
князь в конце концов уже не знал, которой из них более удивляться, и, по обыкновению всех слабых, но нежных сердцем
людей, кончил тем, что начал страдать и винить во всем одного себя.
Я и не знал никогда до этого времени, что
князю уже было нечто известно об этом письме еще прежде; но, по обычаю всех слабых и робких
людей, он не поверил слуху и отмахивался от него из всех сил, чтобы остаться спокойным; мало того, винил себя в неблагородстве своего легковерия.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой,
князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного
человека в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
Неточные совпадения
«Тсс! тсс! — сказал Утятин
князь, // Как
человек, заметивший, // Что на тончайшей хитрости // Другого изловил. — // Какой такой господский срок? // Откудова ты взял его?» // И на бурмистра верного // Навел пытливо глаз.
— Что вы за
люди? и зачем ко мне пожаловали? — обратился к ним
князь.
— Правда ли, — говорил он, — что ты, Семен, светлейшего Римской империи
князя Григория Григорьевича Орлова Гришкой величал и, ходючи по кабакам, перед всякого звания
людьми за приятеля себе выдавал?
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие
люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый
князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
И Левина охватило новое чувство любви к этому прежде чуждому ему
человеку, старому
князю, когда он смотрел, как Кити долго и нежно целовала его мясистую руку.