Неточные совпадения
Да и сверх того, им было вовсе не до русской литературы; напротив, по его же
словам (он как-то раз расходился), они прятались по углам, поджидали
друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными лицами, если кто проходил, и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
Появившись, она проводила со мною весь тот день, ревизовала мое белье, платье, разъезжала со мной на Кузнецкий и в город, покупала мне необходимые вещи, устроивала, одним
словом, все мое приданое до последнего сундучка и перочинного ножика; при этом все время шипела на меня, бранила меня, корила меня, экзаменовала меня, представляла мне в пример
других фантастических каких-то мальчиков, ее знакомых и родственников, которые будто бы все были лучше меня, и, право, даже щипала меня, а толкала положительно, даже несколько раз, и больно.
Версилов будто бы успел внушить по-своему, тонко и неотразимо, молодой особе, что Катерина Николавна оттого не соглашается, что влюблена в него сама и уже давно мучит его ревностью, преследует его, интригует, объяснилась уже ему, и теперь готова сжечь его за то, что он полюбил
другую; одним
словом, что-то в этом роде.
Марья Ивановна, передавая все это мне в Москве, верила и тому и
другому варианту, то есть всему вместе: она именно утверждала, что все это могло произойти совместно, что это вроде la haine dans l'amour, [Ненависти в любви (франц.).] оскорбленной любовной гордости с обеих сторон и т. д., и т. д., одним
словом, что-то вроде какой-то тончайшей романической путаницы, недостойной всякого серьезного и здравомыслящего человека и, вдобавок, с подлостью.
Не говоря с ней ни
слова, мы помещались, он по одну сторону, а я по
другую, и с самым спокойным видом, как будто совсем не замечая ее, начинали между собой самый неблагопристойный разговор.
— Маловато,
друг мой; признаться, я, судя по твоему приступу и как ты нас звал смеяться, одним
словом, видя, как тебе хотелось рассказывать, — я ждал большего.
— А! и ты иногда страдаешь, что мысль не пошла в
слова! Это благородное страдание, мой
друг, и дается лишь избранным; дурак всегда доволен тем, что сказал, и к тому же всегда выскажет больше, чем нужно; про запас они любят.
Я припоминаю
слово в
слово рассказ его; он стал говорить с большой даже охотой и с видимым удовольствием. Мне слишком ясно было, что он пришел ко мне вовсе не для болтовни и совсем не для того, чтоб успокоить мать, а наверно имея
другие цели.
— А что именно, я и до сих пор не знаю. Но что-то
другое, и, знаешь, даже весьма порядочное; заключаю потому, что мне под конец стало втрое при нем совестнее. Он на
другой же день согласился на вояж, без всяких
слов, разумеется не забыв ни одной из предложенных мною наград.
— Cher enfant,
друг ты мой милый, это до того возвышенно, это до того благородно, — одним
словом, даже на Кильяна (этого чиновника внизу) произвело потрясающее впечатление! Это неблагоразумно с его стороны, но это блеск, это подвиг! Идеал ценить надо!
— И оставим, и оставим, я и сам рад все это оставить… Одним
словом, я чрезвычайно перед ней виноват, и даже, помнишь, роптал тогда при тебе… Забудь это,
друг мой; она тоже изменит свое о тебе мнение, я это слишком предчувствую… А вот и князь Сережа!
— Да, просто, просто, но только один уговор: если когда-нибудь мы обвиним
друг друга, если будем в чем недовольны, если сделаемся сами злы, дурны, если даже забудем все это, — то не забудем никогда этого дня и вот этого самого часа! Дадим
слово такое себе. Дадим
слово, что всегда припомним этот день, когда мы вот шли с тобой оба рука в руку, и так смеялись, и так нам весело было… Да? Ведь да?
— Женевские идеи — это добродетель без Христа, мой
друг, теперешние идеи или, лучше сказать, идея всей теперешней цивилизации. Одним
словом, это — одна из тех длинных историй, которые очень скучно начинать, и гораздо будет лучше, если мы с тобой поговорим о
другом, а еще лучше, если помолчим о
другом.
— Были
другие чувства, князь… И наконец, я бы никогда не довел до известной цифры… Эта игра… Одним
словом, я не могу!
Эта идея так же чудовищна, как и
другая клевета на нее же, что она, будто бы еще при жизни мужа, обещала князю Сергею Петровичу выйти за него, когда овдовеет, а потом не сдержала
слова.
— Приду, приду, как обещал. Слушай, Лиза: один поганец — одним
словом, одно мерзейшее существо, ну, Стебельков, если знаешь, имеет на его дела страшное влияние… векселя… ну, одним
словом, держит его в руках и до того его припер, а тот до того унизился, что уж
другого исхода, как в предложении Анне Андреевне, оба не видят. Ее по-настоящему надо бы предупредить; впрочем, вздор, она и сама поправит потом все дела. А что, откажет она ему, как ты думаешь?
— Ты раскаиваешься? Это хорошо, — ответил он, цедя
слова, — я и всегда подозревал, что у тебя игра — не главное дело, а лишь вре-мен-ное уклонение… Ты прав, мой
друг, игра — свинство, и к тому же можно проиграться.
Теперь мне понятно: он походил тогда на человека, получившего дорогое, любопытное и долго ожидаемое письмо и которое тот положил перед собой и нарочно не распечатывает, напротив, долго вертит в руках, осматривает конверт, печать, идет распорядиться в
другую комнату, отдаляет, одним
словом, интереснейшую минуту, зная, что она ни за что не уйдет от него, и все это для большей полноты наслаждения.
— Что? Как! — вскричал я, и вдруг мои ноги ослабели, и я бессильно опустился на диван. Он мне сам говорил потом, что я побледнел буквально как платок. Ум замешался во мне. Помню, мы все смотрели молча
друг другу в лицо. Как будто испуг прошел по его лицу; он вдруг наклонился, схватил меня за плечи и стал меня поддерживать. Я слишком помню его неподвижную улыбку; в ней были недоверчивость и удивление. Да, он никак не ожидал такого эффекта своих
слов, потому что был убежден в моей виновности.
А собственно о подробностях и какими
словами она выражалась, то не сумею тебе передать, мой
друг.
О
друг мой, она сказала всего только два
слова, но это… это было вроде великолепнейшего стихотворения.
Вероятнее всего, что Ламберт, с первого
слова и жеста, разыграл перед нею моего
друга детства, трепещущего за любимого и милого товарища.
— Аркадий Макарович, одно
слово, еще одно
слово! — ухватил он меня вдруг за плечи совсем с
другим видом и жестом и усадил в кресло. — Вы слышали про этих, понимаете? — наклонился он ко мне.
— Итак, вы, — вскричал я, вскакивая и отчеканивая
слова, — вы, без всякого иного побуждения, без всякой
другой цели, а единственно потому, что несчастный Васин — ваш соперник, единственно только из ревности, вы передали вверенную Лизе рукопись… — передали кому? Кому? Прокурору?
— Пожалуйста, подождите звонить, — звонким и нежным голоском и несколько протягивая
слова проговорил
другой молодой человек. — Мы вот кончим и тогда позвоним все вместе, хотите?
Одним
словом, мы оба
друг друга искали, и с нами, с каждым, случилось как бы нечто схожее. Мы пошли очень торопясь.
Но если я и вымолвил это, то смотрел я с любовью. Говорили мы как два
друга, в высшем и полном смысле
слова. Он привел меня сюда, чтобы что-то мне выяснить, рассказать, оправдать; а между тем уже все было, раньше
слов, разъяснено и оправдано. Что бы я ни услышал от него теперь — результат уже был достигнут, и мы оба со счастием знали про это и так и смотрели
друг на
друга.
Впрочем, действительность и всегда отзывается сапогом, даже при самом ярком стремлении к идеалу, и я, конечно, это должен был знать; но все же я был
другого типа человек; я был свободен в выборе, а они нет — и я плакал, за них плакал, плакал по старой идее, и, может быть, плакал настоящими слезами, без красного
слова.
С ним бы я тотчас же все порешил — я это чувствовал; мы поняли бы один
другого с двух
слов!
—
Друг мой! — проговорила она, прикасаясь рукой к его плечу и с невыразимым чувством в лице, — я не могу слышать таких
слов!