Неточные совпадения
Дергачев жил
в маленьком флигеле, на дворе деревянного дома одной купчихи, но зато флигель занимал весь. Всего было чистых три
комнаты. Во всех четырех окнах были спущены шторы. Это был техник и имел
в Петербурге занятие; я слышал мельком, что ему выходило одно выгодное частное
место в губернии и что он уже отправляется.
Когда мы вошли
в залу, мать сидела на своем обычном
месте за работой, а сестра вышла поглядеть из своей
комнаты и остановилась
в дверях.
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на
месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул
в мою
комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на мою кровать, лицом
в подушку, и — плакал, плакал.
В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
Через минуту отправился и Дарзан, условившись с князем непременно встретиться завтра
в каком-то уже намеченном у них
месте —
в игорном доме разумеется. Выходя, он крикнул что-то Стебелькову и слегка поклонился и мне. Чуть он вышел, Стебельков вскочил с
места и стал среди
комнаты, подняв палец кверху...
Но, во-первых, я и у ней,
в ее
комнате, всегда был принят наедине, и она могла сказать мне все что угодно, и не переселяясь к Татьяне Павловне; стало быть, зачем же назначать другое
место у Татьяны Павловны?
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил с
места, не то что
в испуге, а с каким-то страданием, с какой-то мучительной раной на сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то тяжелое. Но мама не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро вышла из
комнаты. Лиза, даже не глянув
в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна с полминуты смотрела на меня молча.
Я замолчал, потому что опомнился. Мне унизительно стало как бы объяснять ей мои новые цели. Она же выслушала меня без удивления и без волнения, но последовал опять молчок. Вдруг она встала, подошла к дверям и выглянула
в соседнюю
комнату. Убедившись, что там нет никого и что мы одни, она преспокойно воротилась и села на прежнее
место.
Одним словом, сцена вышла потрясающая;
в комнате на сей раз были мы только все свои, даже Татьяны Павловны не было. Лиза как-то выпрямилась вся на
месте и молча слушала; вдруг встала и твердо сказала Макару Ивановичу...
Было бы неделикатно; да и клянусь, он был
в таком состоянии, что его почти надо было щадить: он был взволнован;
в иных
местах рассказа иногда просто обрывал и молчал по нескольку минут, расхаживая с злым лицом по
комнате.
— Ни с
места! — завопил он, рассвирепев от плевка, схватив ее за плечо и показывая револьвер, — разумеется для одной лишь острастки. — Она вскрикнула и опустилась на диван. Я ринулся
в комнату; но
в ту же минуту из двери
в коридор выбежал и Версилов. (Он там стоял и выжидал.) Не успел я мигнуть, как он выхватил револьвер у Ламберта и из всей силы ударил его револьвером по голове. Ламберт зашатался и упал без чувств; кровь хлынула из его головы на ковер.
Неточные совпадения
— Вот он вас проведет
в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.)
в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их
в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и
в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных
местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
В продолжение этого времени он имел удовольствие испытать приятные минуты, известные всякому путешественнику, когда
в чемодане все уложено и
в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор, когда человек не принадлежит ни к дороге, ни к сиденью на
месте, видит из окна проходящих плетущихся людей, толкующих об своих гривнах и с каким-то глупым любопытством поднимающих глаза, чтобы, взглянув на него, опять продолжать свою дорогу, что еще более растравляет нерасположение духа бедного неедущего путешественника.
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли
местах сторожа, которые стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками
в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул
в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился
в свою
комнату.
— Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: машинища такая, что
в эту
комнату не войдет; нет, это не мечта! А
в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы я знать, где бы вы
в другом
месте нашли такую мечту!
Maman уже не было, а жизнь наша шла все тем же чередом: мы ложились и вставали
в те же часы и
в тех же
комнатах; утренний, вечерний чай, обед, ужин — все было
в обыкновенное время; столы, стулья стояли на тех же
местах; ничего
в доме и
в нашем образе жизни не переменилось; только ее не было…