Они сидели друг против друга за тем же столом, за которым мы с ним вчера
пили вино за его «воскресение»; я мог вполне видеть их лица. Она была в простом черном платье, прекрасная и, по-видимому, спокойная, как всегда. Говорил он, а она с чрезвычайным и предупредительным вниманием его слушала. Может быть, в ней и видна была некоторая робость. Он же был страшно возбужден. Я пришел уже к начатому разговору, а потому некоторое время ничего не понимал. Помню, она вдруг спросила...
Неточные совпадения
И он прав: ничего нет глупее, как называться Долгоруким, не
будучи князем. Эту глупость я таскаю на себе без
вины. Впоследствии, когда я стал уже очень сердиться, то на вопрос: ты князь? всегда отвечал...
Только теперь я осмыслил, в чем дело:
виною была «идея».
— Друг мой, я согласен, что это
было бы глуповато, но тут не моя
вина; а так как при мироздании со мной не справлялись, то я и оставлю за собою право иметь на этот счет свое мнение.
— Если я выражался как-нибудь дурно, — засверкал я глазами, — то
виною тому
была монстрюозная клевета на нее, что она — враг Андрею Петровичу; клевета и на него в том, что будто он любил ее, делал ей предложение и подобные нелепости.
Хотя, впрочем, никакой
вины не
было, потому что если и
было что, то от вас все свято!
— Скорей (я перевожу, а он ей говорил по-французски), у них там уж должен
быть самовар; живо кипятку, красного
вина и сахару, стакан сюда, скорей, он замерз, это — мой приятель… проспал ночь на снегу.
Дело в том, что в словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно
было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик ее на себя принял как за нечто должное, то
есть что так и следовало его «распечь» за
вину его.
Но тут, конечно,
виною была лишь его необразованность; душа же его
была довольно хорошо организована, и так даже, что я не встречал еще в людях ничего лучшего в этом роде.
Прямо скажу: Ламберт отчасти мог
быть и прав, готовясь ей изменить, и
вина была на ее стороне.
— Я не хочу, чтоб мой новый друг Dolgorowky
пил здесь сегодня много
вина.
И вдруг он склонил свою хорошенькую головку мне на плечо и — заплакал. Мне стало очень, очень его жалко. Правда, он
выпил много
вина, но он так искренно и так братски со мной говорил и с таким чувством… Вдруг, в это мгновение, с улицы раздался крик и сильные удары пальцами к нам в окно (тут окна цельные, большие и в первом нижнем этаже, так что можно стучать пальцами с улицы). Это
был выведенный Андреев.
— Ламберт, я вас прогоняю, и я вас в бараний рог! — крикнул Андреев. — Adieu, mon prince, [Прощайте, князь (франц.).] не
пейте больше
вина! Петя, марш! Ohe, Lambert! Où est Lambert? As-tu vu Lambert? — рявкнул он в последний раз, удаляясь огромными шагами.
Я еще раз прошу вспомнить, что у меня несколько звенело в голове; если б не это, я бы говорил и поступал иначе. В этой лавке, в задней комнате, действительно можно
было есть устрицы, и мы уселись за накрытый скверной, грязной скатертью столик. Ламберт приказал подать шампанского; бокал с холодным золотого цвета
вином очутился предо мною и соблазнительно глядел на меня; но мне
было досадно.
— Я несравненно выше тебя, по образованию, — сказал я. Но он уж слишком
был рад, что я сел, и тотчас подлил мне еще
вина.
О, опять повторю: да простят мне, что я привожу весь этот тогдашний хмельной бред до последней строчки. Конечно, это только эссенция тогдашних мыслей, но, мне кажется, я этими самыми словами и говорил. Я должен
был привести их, потому что я сел писать, чтоб судить себя. А что же судить, как не это? Разве в жизни может
быть что-нибудь серьезнее?
Вино же не оправдывало. In vino veritas. [Истина в
вине (лат.).]
Но веселы мы стали вдруг ужасно не от
вина: мы
выпили всего по два бокала.
Затем… затем я, конечно, не мог, при маме, коснуться до главного пункта, то
есть до встречи с нею и всего прочего, а главное, до ее вчерашнего письма к нему, и о нравственном «воскресении» его после письма; а это-то и
было главным, так что все его вчерашние чувства, которыми я думал так обрадовать маму, естественно, остались непонятными, хотя, конечно, не по моей
вине, потому что я все, что можно
было рассказать, рассказал прекрасно.
Я вчера
был пьян, но не от
вина, а потому, что
был и без того возбужден; а если я поддакивал тому, что ты молол, то потому, что я хитрил, чтоб выведать твои мысли.
— Нет, это я
был причиною, — ответил он, — а вы только без
вины виноваты.
— Ламберт,
вина! — закричал я, — давай
пить, давай буянить. Альфонсина, где ваша гитара?
Неточные совпадения
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все
будет хорошо, лишь бы, то
есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком
вина.
Налив рукою собственной // Стакан
вина заморского, // «
Пей!» — барин говорит.
— По-нашему ли, Климушка? // А Глеб-то?.. — // Потолковано // Немало: в рот положено, // Что не они ответчики // За Глеба окаянного, // Всему
виною: крепь! // — Змея родит змеенышей. // А крепь — грехи помещика, // Грех Якова несчастного, // Грех Глеба родила! // Нет крепи — нет помещика, // До петли доводящего // Усердного раба, // Нет крепи — нет дворового, // Самоубийством мстящего // Злодею своему, // Нет крепи — Глеба нового // Не
будет на Руси!
Был тут непьющий каменщик, // Так опьянел с гусятины, // На что твое
вино!
В конюшню плут преступника // Привел, перед крестьянином // Поставил штоф
вина: // «
Пей да кричи: помилуйте!