Давно смерклось, и Петр принес свечи. Он постоял надо мной и спросил, кушал ли я. Я только махнул рукой. Однако спустя час он принес мне чаю, и я с жадностью выпил большую чашку. Потом я осведомился, который час.
Было половина девятого, и я даже не удивился, что сижу уже пять часов.
Неточные совпадения
Она прежде встречалась мне раза три-четыре в моей московской жизни и являлась Бог знает откуда, по чьему-то поручению, всякий раз когда надо
было меня где-нибудь устроивать, — при поступлении ли в пансионишко Тушара или потом, через два с
половиной года, при переводе меня в гимназию и помещении в квартире незабвенного Николая Семеновича.
Раз заведя, я
был уверен, что проношу долго; я два с
половиной года нарочно учился носить платье и открыл даже секрет: чтобы платье
было всегда ново и не изнашивалось, надо чистить его щеткой сколь возможно чаще, раз по пяти и шести в день.
Обыкновенно у нас поднимались около восьми часов, то
есть я, мать и сестра; Версилов нежился до
половины десятого.
Мне, помню, ужасно тогда
было странно, что он выделяет всего треть, а не целую
половину; но я смолчал.
Два месяца назад, после отдачи наследства, я
было забежал к ней поболтать о поступке Версилова, но не встретил ни малейшего сочувствия; напротив, она
была страшно обозлена: ей очень не понравилось, что отдано все, а не
половина; мне же она резко тогда заметила...
— Не знаю; впрочем — конечно нет. Она
была в своей распашной кофте. Это
было ровнешенько в
половине четвертого.
Другой, ясной
половиной своего рассудка она непременно должна
была прозревать всю ничтожность своего «героя»; ибо кто ж не согласится теперь, что этот несчастный и даже великодушный человек в своем роде
был в то же время в высшей степени ничтожным человеком?
Все это я таил с тех самых пор в моем сердце, а теперь пришло время и — я подвожу итог. Но опять-таки и в последний раз: я, может
быть, на целую
половину или даже на семьдесят пять процентов налгал на себя! В ту ночь я ненавидел ее, как исступленный, а потом как разбушевавшийся пьяный. Я сказал уже, что это
был хаос чувств и ощущений, в котором я сам ничего разобрать не мог. Но, все равно, их надо
было высказать, потому что хоть часть этих чувств да
была же наверно.
Было, я думаю, около
половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько помню, как-то странно рассеянный, но с окончательным решением в сердце, добрел до своей квартиры. Я не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил в наш коридор, как точас же понял, что стряслась новая беда и произошло необыкновенное усложнение дела: старый князь, только что привезенный из Царского Села, находился в нашей квартире, а при нем
была Анна Андреевна!
В кухне же громко сказала мне, что в
половине двенадцатого к ней
будет сама Катерина Николаевна — как еще давеча они условились обе — для свидания со мной.
Вот почему Марья, как услышала давеча, что в
половине двенадцатого Катерина Николаевна
будет у Татьяны Павловны и что
буду тут и я, то тотчас же бросилась из дому и на извозчике прискакала с этим известием к Ламберту. Именно про это-то она и должна
была сообщить Ламберту — в том и заключалась услуга. Как раз у Ламберта в ту минуту находился и Версилов. В один миг Версилов выдумал эту адскую комбинацию. Говорят, что сумасшедшие в иные минуты ужасно бывают хитры.
Катерина же Николаевна должна
была прибыть, как обещала, в
половине двенадцатого, стало
быть — непременно вдвое раньше, чем мы могли воротиться.
— Ну, что твой стрелок? — спросил Варавка. Выслушав ответ Клима, он недоверчиво осмотрел его, налил полный фужер вина, благочестиво
выпил половину, облизал свою мясную губу и заговорил, откинувшись на спинку стула, пристукивая пальцем по краю стола:
Теперь второй, еще выгоднейший случай, следите за мной, а то я, пожалуй, опять собьюсь — как-то голова кружится, — итак, второй случай: прокучиваю я здесь только полторы тысячи из трех, то
есть половину.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна
половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Ранним утром выступил он в поход и дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро
было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило в
половине сентября). Солнце играло на касках и ружьях солдат; крыши домов и улицы
были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и из окон каждого дома виднелось веселое пламя.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не
было, а плотники
были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до
половины и бросили, и только,
быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Бросились они все разом в болото, и больше
половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и
ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Полезли люди в трясину и сразу потопили всю артиллерию. Однако сами кое-как выкарабкались, выпачкавшись сильно в грязи. Выпачкался и Бородавкин, но ему
было уж не до того. Взглянул он на погибшую артиллерию и, увидев, что пушки, до
половины погруженные, стоят, обратив жерла к небу и как бы угрожая последнему расстрелянием, начал тужить и скорбеть.