Беги, а то заколдую!

Ирина Котова, 2021

«Сенсация! Сенсация! Придворный маг уходит в отставку! Вся столица замерла, гадая, кто из его помощников займет это место? Мэтрис Эбигейл Горни или мэтр Натаниэль Вудхаус? Да-да, вы не ошиблись, в состязании сойдутся наследники враждующих фамилий, эльфов Вудхаусов и гномов Горни. Пикантности этой новости добавляют слухи, что наши герои ухитрились разгневать королеву, и посему победитель получит и регалии, и почет, а проигравшему придется уйти в ссылку. Чем же закончится противостояние двух семейств? Следите за нашими репортажами!» «Вестник Веншица».

Глава 2

О том, как можно заиграться и проиграть

«Наш источник во дворце сообщает, что сегодня избранная публика имела возможность полюбоваться весьма смелым нарядом мэтрис Эбигейл Горни. А поскольку в этом сезоне мужчины носят экстремально узкие брюки, и мэтр Натаниэль Вудхаус неизменно следует моде, смеем вас заверить, что магические дела королевства находятся не только в надежных руках, но и прочно стоят на красивых ногах любого из двух магов».

Еженедельник «Мода и красота».

Ее величество Мирре́й Вторая в свои пятьдесят пять лет была королевой строгой, справедливой, не лишенной воспитательного рвения и несколько своеобразного чувства юмора. Двое принцев сейчас проходили службу в королевских войсках далеко от столицы, супруг скончался несколько лет назад, оставив королеву на троне, страна процветала, правительницу льстиво величали Матерью Эринетты и Кормилицей. В общем, скука была смертная.

Немного оживил настроение ее величества предстоящий уход придворного мага. Королева терпеть не могла, когда у людей и нелюдей, к которым она была привязана, обнаруживались еще какие-то интересы, кроме государственных. Именно поэтому она с утра прошла тайным ходом (так было быстрее) в кабинет магистра.

— Я все еще не понимаю, почему я должна привыкать к новым лицам, Корнелиус, — нарочито сварливо говорила она, сидя за столом верноподданного и аккуратно пригубливая чарочку вина. Королева считала, что красное мельтийское после завтрака придает румянца щекам и задора характеру.

В предках Миррей были преимущественно люди, но аристократы других рас там тоже потоптались, хотя, скорее, полежали, оставив потомству память о себе. Особенно постарались орки, передав по наследству светлую кожу слегка зеленоватого оттенка и сделав нижнюю челюсть заметнее, а нижние клыки — побольше обычных. Глаза у ее величества были серые, волосы светлые — в кого-то из эльфийских пращуров, фигура сухощавой и высокой, так что немного краски на щеках ей действительно не вредило.

Тем более что по меткому замечанию какого-то стихоплета, пожелавшего остаться неизвестным, румянец на щеках королевы прелестью своей напоминал нежные розы на весенней листве. Миррей даже сохранила это посвящение, так ее позабавили неловкие, но очень красочные метафоры.

А вот задора ей и без вина хватало. Например, ее величество любила тайные ходы не только за скорость передвижения, но и за то, что можно было, например, незаметно пройти в свой кабинет — и попивать вино, наблюдая в большом магическом визоре, а иначе хрустальном шаре, как ведут себя посетители в приёмной. Визоры настраивались на одно помещение или несколько и были превосходной системой слежения, а также использовались для общения, передачи новостей, театральных представлений и концертов. Такой же визор был установлен и на столе Корнелиуса.

— Не такие уж лица Горни и Вудхауса и новые, ваше величество, — терпеливо, но упрямо отвечал придворный маг, тоже по настоянию королевы греющий в ладони чашу с вином. — Вы их уже третью весну имеете удовольствие лицезреть. Поделите обязанности, будет у вас два молодых придворных мага вместо одного старика.

— Ты младше меня на три года, — сухо напомнила королева.

— Вы с годами становитесь только прекраснее, — ушел с зыбкой почвы магистр. — А вот я уже весь седой, — и магистр Корнелиус потер по-армейски гладко выбритый подбородок, словно надеялся найти там седую бороду, а затем коснулся черных как смоль волос.

— Я все еще воспринимаю твое увольнение как блажь, — сурово продолжила Миррей. — Как жаль, что я не так сумасбродна, как мои предки. Может, кинуть тебя в темницу, пока ты не одумаешься, Корнелиус?

— Как пожелаете, ваше величество, — улыбаясь, склонил голову магистр.

— Увы, я просвещенный монарх, — вздохнула Миррей и требовательно постучала по чаше, чтобы Корнелиус подлил вина. — Вчера открыть железную дорогу, позавчера — посетить завод по сбору паромобилей, а сегодня бросить соратника в тюрьму — это дурной тон.

— Я очень ценю это, ваше величество, — поддакнул магистр и охотно наполнил чашу.

— Но я требую объявить мне истинную причину твоего увольнения. Пока я не услышала ни одной, кроме твоей предполагаемой дряхлости. Которая не мешает тебе каждое утро на полянке перед дворцом сидеть, сплетя ноги…

— Медитировать, ваше величество.

— Скручиваться кренделем так, что можешь укусить себя за…

— Я понял, ваше величество. Это синская гимнастика. Поза собаки, у которой чешется хвост.

Королева с каменным выражением лица выпила половину чаши.

— На дряхлую собаку ты не похож, — резюмировала она. — Так каковы истинные причины?

— Причины личные, — Корнелиус полюбовался, как на щеках королевы расцветает румянец, поколебался и одним махом закинул в себя остатки вина. — Я ведь жениться хотел, ваше величество. Но, увы, не выйдет. Хочу залечить разбитое сердце.

— О, — она оживилась. — Жениться — это любопытно. На ком?

— На самой прекрасной женщине в мире, — грустно ответил магистр и покосился на бутылку.

— Неужели я лицезрею тебя влюбленным? — с азартом сверкнула глазами королева. — Я уж, грешным делом, думала, что придворные бездельники правы и у тебя травма какая-то личная.

— Какая травма? — несколько нервно отреагировал Корнелиус.

— Личная, — королева говоряще подняла брови. — Версий несколько. Первая сплетня звучит так — возможно, какое-то из побежденных тобой чудищ щелк пастью… и все. Нет больше верного клинка…

— Клинка? — непонимающе повторил маг.

— Ну, жеребца, Корнелиус, — вновь поиграла бровями ее величество, в крови которой задор наконец-то достиг нужной концентрации. — Прибора, который некоторые мои придворные кладут на свои обязанности.

— Ваше величество! — еще более нервно возмутился магистр. — Все у меня в порядке и с клинками, и с жеребцами, и с приборами! Все наточено, тьфу, работает, прости Пряха, как в юности! И при всем почтении, мои возможные травмы — мое дело.

— Травмы моего придворного мага — это государственное дело, — торжественно возразила королева. — Хочешь выслушать вторую сплетню?

— Не хочу, но придется, — проворчал магистр, немного успокоившись.

— Говорят, что ты играешь за другую лигу. Я сама, признаться, так думала последние годы. И не только я — зря ты все-таки главного виночерпия превратил в осьминога. Ну, сделал он тебе предложение… в осьминога-то зачем?

— Всего на полгода, — буркнул Корнелиус.

— Да, с восемью щупальцами ему даже ловчее пиры обслуживать, — согласилась королева и задумчиво потрогала языком нижний клычок, — и вино из запасов перестало пропадать. Да и гости меньше пьют от испуга, опять же экономия. Может, оставить его так?.. Но, — спохватилась она, — все же я ни разу не видела тебя с женщиной. Право слово, Корнелиус, ты преподаватель, бывший ректор, боевой маг, герой, наград целая грудь. Да за твои плечи можно женские бои устраивать, как в Оркском каганате, — глаза ее на миг блеснули боевым азартом прабабки-принцессы из Каганата, словно королева всерьез задумалась над этой идеей и нехотя отмела ее. — А ты с женщинами застенчив, как мой почивший супруг с пятой бутылкой. Ты даже на меня украдкой не поглядываешь, а я ведь прелестна.

— Несомненно так, ваше величество, — вполне искренне промямлил маг, с тревогой глядя на убывающее вино в бутылке. — Я просто много работаю и предпочитаю не афишировать свои увлечения.

— А кто невеста? — словно невзначай поинтересовалась королева. — Почему жениться-то не выйдет?

— Невесты у меня нет, ваше величество, ибо дама не в курсе и за меня замуж не пойдет, — проигнорировал суть вопроса магистр.

— Я прикажу ей выйти за тебя! — непререкаемо заявила Миррей.

— Никак невозможно, ваше величество, — еще более помрачнел магистр. — Она связана долгом.

— Замужем? Тогда действительно не выйдет. А дети есть?

— Двое. Взрослые уже мальчики.

— О, как у меня, — обрадовалась королева. — Как же тебе помочь? Разве что муж у нее негодяй?

— Нет, — покачал головой Корнелиус. — Муж у нее б… добродушный, слегка ленивый, любитель детей, охоты и выпить.

— Прямо как мой Гу́став, светлая ему память, — расчувствовалась королева. — Значит, дама твоя обременена долгом.

— И слепа, — заключил Корнелиус, пристально глядя на правительницу.

— Еще и калека, — посочувствовала ее величество, уже думая о чем-то своем. И с понимающей улыбкой протянула магистру руку через стол. — Я понимаю тебя, мой друг. И больше не сержусь. Тебе нужно отвлечься. Развеяться. Вылечить сердце, — она погладила его пальцы и поднялась. Магистр тяжело вздохнул. — Уезжай, но знай, что твои покои никто не займет, и ты всегда можешь вернуться. А теперь мне пора. Жду завтра на прием и клятву твоих оболтусов. Надеюсь, они будут хотя бы вполовину так же верны и полезны, как ты.

— Они еще и талантливы, ваше величество.

— В их талантах я не сомневаюсь и много раз наблюдала его в действии. Но я согласилась иметь их подле себя еще и потому, что они так нелепо смотрятся рядом, что это даже забавно, — усмехнулась Миррей. — А еще развлекают меня своим противостоянием, как и их семьи. Главное, чтобы не увлекались.

В этот момент в приемной что-то громыхнуло, стукнуло о двери в кабинет. Раздались крики, из-под створок потянуло холодом.

Корнелиус поднял глаза к потолку и выругался. Королева же невозмутимо стянула накидку с закрытого доселе магического визора.

— Кажется, мое пожелание не увлекаться запоздало, — заметила она, разглядев то, что творится в приемной. — Хотела бы я надеяться, что это злодеи пришли меня свергать, неведомым образом узнав, что я у тебя. Ан нет, это два моих будущих придворных мага, одни из первых лиц страны, прямо перед назначением выясняют отношения. И часто это тут происходит?

Корнелиус вздохнул и распахнул двери.

Несколькими минутами ранее Эбигейл Горни влетела в приемную магистра. Вудхаус смирно восседал на кресле подле открытого окна. Ягненочек, а не подоночек!

— Ждите назначенного времени, — скрипуче и скучно повелела бессменная секретарь Корнелиуса, мейcис Джонсон. Окинула взглядом короткую рваную юбку Эби, поджала губы и склонилась над бумагами. Нужно было прочитать и рассортировать прошения к магам от всех служб дворца.

Но даже будь она личным драконом магистра, не смогла бы остановить гнома на тропе мести.

— У тебя, оказывается, отличные ножки, Подковка, — заинтересованно оглядел гномку Вудхаус. — Плотноваты. Но какой рельеф! А я-то думал, что они кривые, как твои боевые заклинания…

Эбигейл прямо с порога махнула рукой, и эльфа вместе с креслом выбросило в окно, далеко за деревья. Мейсис Джонсон, склонившись над бумагами, ничего не заметила — возможно, потому, что привыкла к постоянным стычкам этих двоих. Но скорее из-за того, что была глуховата от старости — магистр держал ее из сентиментальных побуждений.

Эби чинно прошла ближе к двери и села на кресло, поспешно запуская ремонтное заклинание и молясь, чтобы магистр вызвал ее после того, как платье приобретет нормальный вид, но до того, как вернется Вудхаус. Но ей не повезло — эльф, лишь слегка взъерошенный, невозмутимо зашел обратно в дверь.

— Ну ты и зараза, Киянка, — даже как-то устало сказал он. Почесал острое ухо, сделал обманное движение, будто собирается кинуть на нее заклинание-клетку, а затем, когда она среагировала, чтобы отбить — заставил подлокотники кресла сомкнуться у нее под грудью, надежно фиксируя… А потом кресло встало на дыбы, словно взбесившаяся лошадь, и буйно, шарахаясь из угла в угол и пугая придворных, поскакало из приемной сквозь распахнувшиеся двери по коридору к выходу. Эбигейл, ругаясь, делала пассы руками, но кресло только скачками неслось быстрее, словно получая хлыстом по крупу.

Натаниель брезгливо почесал щеку и потер испачканные руки одну о другую — у него, как у любой творческой личности, были фобии. Например, прикосновение к пыли и грязи вызывало ступор, страх и необоримое желание почесаться и вымыться. Прислушался — в глубине дворца раздался грохот — вздохнул и быстро очистил руки заклинанием. Предусмотрительно поставил на секретарскую полог тишины, чтобы не привлекать внимание охраны, а на себя — защиту от всех видов атакующих заклинаний. И на всякий случай — от физического урона, ибо кулаком малявка Эби била, как кувалдой.

Секретарь подняла голову, недоуменно огляделась, посмотрела на часы, которые показывали восемь часов пятнадцать минут.

— А где леди Горни? — недовольно осведомилась она.

— Ушла попудрить носик, — вежливо проорал Вудхаус, и мейсис Джонсон, кивнув, снова опустила голову к бумагам.

Грохот повторился, двери распахнулись — Горни, сжимая в руках два вырванных подлокотника кресла, сделанного из цельного дуба, сначала швырнула ими в эльфа, а затем с боевым гномским кличем «Эхху-так-так!» бросилась на противника.

Мейсис Джонсон писала, а секретарская превращалась в развалины. Вот отлетел от удара воздушным кулаком Вудхаус, ударившись спиной о двери кабинета, вот приморозилась к потолку Эбигейл. Секретарь только чихнула, недовольно поежилась и продолжила писать. Глухота — лучший полог тишины, знаете ли.

Вот пахнуло жаром, а из стен стали выпрыгивать камни и стрелять по эльфу, как по утке в полете. Натаниэль соответствовал — прыгал туда-сюда, ухитряясь отбивать их обратно и пытаясь воззвать к разуму разъяренной противницы. Впрочем, это было невозможно: гномы легко распалялись и с большим трудом возвращались к спокойствию. В отличие от эльфов, которые даже в драке были невозмутимы и сохраняли рассудок.

— Горни, — уговаривал он, — остановись! Сейчас придет магистр, и нас обоих выгонят со службы!

— Ну и пусть, — пыхтела гномка, раскручивая в руке огненный шар, — зато я больше не увижу твоей слащавой физиономии!

— Наши семьи будут опозорены!

— А ты думал об этом, когда оставлял меня в лозе?

Столкнулись два воздушных кулака, рухнула люстра.

— А ты — когда ставила ловушку на русалку?

— Это была превентивная мера! — крикнула Эби, отбиваясь. — Я знала, что ты захочешь меня остановить! Разве не ты, чтобы стать первым, поставил мне подножку, когда я сдавала полосу препятствий на экзамене на пятом курсе?

— Это была случайность, — высокомерно огрызнулся Натаниэль. — Сейчас же я подозревал, что ты ночью подстроишь гадость — разве не ты подменила мое распределение во дворец? Я полгода отпахал в деревне Гнилые топи, пока Корнелиус не разобрался!

— Не я, а отец без моего ведома, — зашипела Эбигейл. — В любом случае я была лучшей на курсе! Я сидела и училась, пока ты гулял и пил!

— А ты завидуешь, что я талантливее и мне все давалось легко? И не нужно было высиживать знания задницей, как тебе?

— Это называется усердие! — фыркнула Эби. — И поэтому я должна быть тут единственной помощницей! Но один Белоручка поплакался папочке, и впервые за сотни лет во дворец распределили двух выпускников!

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — ледяным тоном отозвался Натаниэль, уворачиваясь от удара. — Я был вторым на курсе после тебя, и только из-за непереносимости некромагии. У нас разница в одну десятую балла. Папа тут ни при чем. И не называй меня Белоручкой, Шестеренка.

— Ты назвал меня землеройкой на первом курсе!

— Я был пьян, а ты порвала мне штаны.

— Потому что вы достали залезать по моему окну к своим пассиям!

— О, Пряха! Все Горни — мнительные и психованные.

— Все Вудхаусы — подлые негодяи!