Неточные совпадения
Версилов еще недавно имел огромное влияние на дела этого старика и
был его другом, странным другом, потому что этот
бедный князь, как я заметил, ужасно боялся его, не только в то время, как я поступил, но, кажется, и всегда во всю дружбу.
У него
была, сверх того, одна странность, с самого молоду, не знаю только, смешная или нет: выдавать замуж
бедных девиц.
— Mon pauvre enfant! [Мое
бедное дитя! (франц.)] Я всегда
был убежден, что в твоем детстве
было очень много несчастных дней.
Наконец все кончилось совсем неожиданно: мы пристали раз, уже совсем в темноте, к одной быстро и робко проходившей по бульвару девушке, очень молоденькой, может
быть только лет шестнадцати или еще меньше, очень чисто и скромно одетой, может
быть живущей трудом своим и возвращавшейся домой с занятий, к старушке матери,
бедной вдове с детьми; впрочем, нечего впадать в чувствительность.
прост и важен; я даже подивился моей
бедной Софье, как это она могла тогда предпочесть меня; тогда ему
было пятьдесят, но все же он
был такой молодец, а я перед ним такой вертун. Впрочем, помню, он уже и тогда
был непозволительно сед, стало
быть, таким же седым на ней и женился… Вот разве это повлияло.
Я запомнил только, что эта
бедная девушка
была недурна собой, лет двадцати, но худа и болезненного вида, рыжеватая и с лица как бы несколько похожая на мою сестру; эта черта мне мелькнула и уцелела в моей памяти; только Лиза никогда не бывала и, уж конечно, никогда и не могла
быть в таком гневном исступлении, в котором стояла передо мной эта особа: губы ее
были белы, светло-серые глаза сверкали, она вся дрожала от негодования.
Рассказ
бедной женщины
был в иных местах и бессвязен. Расскажу, как сам понял и что сам запомнил.
Это
был титулярный советник, лет уже сорока, очень рябой, очень
бедный, обремененный больной в чахотке женой и больным ребенком; характера чрезвычайно сообщительного и смирного, впрочем довольно и деликатный.
Эта Дарья Онисимовна
была мать
бедной Оли, о которой я уже рассказывал и которую Татьяна Павловна приютила наконец у Столбеевой.
Я отлично знал, что Лиза у Столбеевой бывала и изредка посещала потом
бедную Дарью Онисимовну, которую все у нас очень полюбили; но тогда, вдруг, после этого, впрочем, чрезвычайно дельного заявления князя и особенно после глупой выходки Стебелькова, а может
быть и потому, что меня сейчас назвали князем, я вдруг от всего этого весь покраснел.
— Милый, добрый Аркадий Макарович, поверьте, что я об вас… Про вас отец мой говорит всегда: «милый, добрый мальчик!» Поверьте, я
буду помнить всегда ваши рассказы о
бедном мальчике, оставленном в чужих людях, и об уединенных его мечтах… Я слишком понимаю, как сложилась душа ваша… Но теперь хоть мы и студенты, — прибавила она с просящей и стыдливой улыбкой, пожимая руку мою, — но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и… верно, вы это понимаете?
Бедный Петр Ипполитович только смотрел на меня и завидовал, но я ему не дал и прикоснуться и
был награжден буквально слезами ее благодарности.
— Pauvre enfant, [
Бедное дитя (франц.).] может
быть, она ничего тем не выиграет. Но, вероятно, не состоится… хотя он способен…
Теперь же я постарался смягчить впечатление и уложить
бедного князя спать: «Выспитесь, и идеи
будут светлее, сами увидите!» Он горячо пожал мою руку, но уже не целовался.
Дело в том, что в словах
бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно
было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик ее на себя принял как за нечто должное, то
есть что так и следовало его «распечь» за вину его.
Кончилась
обедня, вышел Максим Иванович, и все деточки, все-то рядком стали перед ним на коленки — научила она их перед тем, и ручки перед собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пятым ребенком на руках, земно при всех людях ему поклонилась: «Батюшка, Максим Иванович, помилуй сирот, не отымай последнего куска, не выгоняй из родного гнезда!» И все, кто тут ни
был, все прослезились — так уж хорошо она их научила.
«Она — в Царское и, уж разумеется, к старому князю, а брат ее осматривает мою квартиру! Нет, этого не
будет! — проскрежетал я, — а если тут и в самом деле какая-нибудь мертвая петля, то я защищу „
бедную женщину“!»
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось у меня сердце:
бедный старик
был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к двери.
Я, конечно, зашел и к маме, во-первых, чтоб проведать
бедную маму, а во-вторых, рассчитывая почти наверно встретить там Татьяну Павловну; но и там ее не
было; она только что куда-то ушла, а мама лежала больная, и с ней оставалась одна Лиза.
Напротив, меня вдруг кольнула другая мысль: в досаде и в некотором унынии спускаясь с лестницы от Татьяны Павловны, я вспомнил
бедного князя, простиравшего ко мне давеча руки, — и я вдруг больно укорил себя за то, что я его бросил, может
быть, даже из личной досады.
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где
было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к
бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Беднее захудалого // Последнего крестьянина // Жил Трифон. Две каморочки: // Одна с дымящей печкою, // Другая в сажень — летняя, // И вся тут недолга; // Коровы нет, лошадки нет, //
Была собака Зудушка, //
Был кот — и те ушли.
Выехал он в самый Николин день, сейчас после ранних
обеден, и дома сказал, что
будет не скоро.
Он помнил только его лицо, как помнил все лица, которые он когда-либо видел, но он помнил тоже, что это
было одно из лиц, отложенных в его воображении в огромный отдел фальшиво-значительных и
бедных по выражению.
Он отстоял
обедню, всенощную и вечерние правила и на другой день, встав раньше обыкновенного, не
пив чаю, пришел в восемь часов утра в церковь для слушания утренних правил и исповеди.