Неточные совпадения
— О, вы угадали опять, — подхватил белокурый молодой человек, — ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не
удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал.
Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько
удивился, что ему удалось сказать довольно, впрочем, плохой каламбур.
— Да… как же это? —
удивился до столбняка и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого все лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное и подобострастное, даже испуганное, — это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил?
— Эге! Да ты вот что! — действительно
удивился наконец Рогожин. — Тьфу черт, да ведь он и впрямь знает.
— Уверяю вас, что я не солгал вам, и вы отвечать за меня не будете. А что я в таком виде и с узелком, то тут
удивляться нечего: в настоящее время мои обстоятельства неказисты.
— Очень благодарен-с, —
удивлялся генерал, — позвольте узнать, где остановились?
Эта новая женщина, оказалось, во-первых, необыкновенно много знала и понимала, — так много, что надо было глубоко
удивляться, откуда могла она приобрести такие сведения, выработать в себе такие точные понятия.
В последние два года он часто
удивлялся изменению цвета лица Настасьи Филипповны; она становилась ужасно бледна и — странно — даже хорошела от этого.
— Припадки? —
удивился немного князь, — припадки теперь у меня довольно редко бывают. Впрочем, не знаю; говорят, здешний климат мне будет вреден.
Помню: грусть во мне была нестерпимая; мне даже хотелось плакать; я все
удивлялся и беспокоился: ужасно на меня подействовало, что всё это чужое; это я понял.
Раз, прежде еще, она за работой вдруг запела, и я помню, что все
удивились и стали смеяться: «Мари запела!
Воображаю, как Мари
удивлялась.
— Я
удивился, увидя вас так вдруг… — пробормотал было князь.
Настасья Филипповна
удивилась, усмехнулась, но как будто что-то пряча под свою улыбку, несколько смешавшись, взглянула на Ганю и пошла из гостиной. Но, не дойдя еще до прихожей, вдруг воротилась, быстро подошла к Нине Александровне, взяла ее руку и поднесла ее к губам своим.
— Да я
удивляюсь, что вы так искренно засмеялись. У вас, право, еще детский смех есть. Давеча вы вошли мириться и говорите: «Хотите, я вам руку поцелую», — это точно как дети бы мирились. Стало быть, еще способны же вы к таким словам и движениям. И вдруг вы начинаете читать целую лекцию об этаком мраке и об этих семидесяти пяти тысячах. Право, всё это как-то нелепо и не может быть.
— Ничего, ничего я не забыл, идем! Сюда, на эту великолепную лестницу.
Удивляюсь, как нет швейцара, но… праздник, и швейцар отлучился. Еще не прогнали этого пьяницу. Этот Соколович всем счастьем своей жизни и службы обязан мне, одному мне и никому иначе, но… вот мы и здесь.
Она
удивлялась, сердилась, приписывала знакомство с Варей капризам и властолюбию своих дочерей, которые «уж и придумать не знают, что ей сделать напротив», а Варвара Ардалионовна все-таки продолжала ходить к ним до и после своего замужества.
Князь стал вставать. Лебедев
удивился и даже был озадачен, что князь уже встает.
Князь хоть и ожидал чего-нибудь в этом роде, но даже
удивился.
Рогожин едко усмехнулся; проговорив свой вопрос, он вдруг отворил дверь и, держась за ручку замка, ждал, пока князь выйдет. Князь
удивился, но вышел. Тот вышел за ним на площадку лестницы и притворил дверь за собой. Оба стояли друг пред другом с таким видом, что, казалось, оба забыли, куда пришли и что теперь надо делать.
Из остальных слушателей очень многие поняли и
удивились и смелости выходки, и намерению, но смолчали и старались не показывать виду.
— Как так? Как это можно? —
удивилась Лизавета Прокофьевна.
В самом деле, возбуждение и ожидание было всеобщее. Князь глубоко
удивился, что такое совершенно личное дело его уже успело так сильно всех здесь заинтересовать.
На этот раз князь до того
удивился, что и сам замолчал и тоже смотрел на него, выпучив глаза и ни слова не говоря.
— Господа, господа, позвольте же наконец, господа, говорить, — в тоске и в волнении восклицал князь, — и сделайте одолжение, будемте говорить так, чтобы понимать друг друга. Я ничего, господа, насчет статьи, пускай, только ведь это, господа, всё неправда, что в статье напечатано; я потому говорю, что вы сами это знаете; даже стыдно. Так что я решительно
удивляюсь, если это из вас кто-нибудь написал.
— Я ведь только
удивился, что господину Бурдовскому удалось… но… я хочу сказать, что если вы уже предали это дело гласности, то почему же вы давеча так обиделись, когда я при друзьях моих об этом же деле заговорил?
— Так из-за чего же давеча с первых слов такой крик и шум вышел, если вы так и хотели! —
удивился князь.
Зачем? — лукаво
удивился Гаврила Ардалионович, ядовито готовясь изложить свое заключение.
— Вы не верите? — истерически смеялся Ипполит. — Так и должно быть, а князь так с первого разу поверит и нисколько не
удивится.
— Я бы
удивился, совсем, впрочем, не зная света (я сознаюсь в этом), тому, что вы не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц выслушивать дело скандальное, хотя они уже всё прочли в романах.
— Я, впрочем, на вас не сержусь, — совершенно неожиданно заключил вдруг Ипполит и, едва ли вполне сознавая, протянул руку, даже с улыбкой. Евгений Павлович
удивился сначала, но с самым серьезным видом прикоснулся к протянутой ему руке, точно как бы принимая прощение.
— У меня нет письма, —
удивился и оробел князь ужасно, — если есть и цело еще, то у Аглаи Ивановны.
— Совсем не знал, —
удивился и даже вздрогнул князь, — как, вы говорите, Гаврила Ардалионович в сношениях с Аглаей Ивановной? Быть не может!
— Знать и доверяться! Этого недоставало! Впрочем, от тебя так и быть должно. И я-то чему
удивляюсь. Господи! Да был ли когда другой такой человек! Тьфу! А знаешь, что этот Ганька, или эта Варька ее в сношения с Настасьей Филипповной поставили?
— Да вы что так на него
удивляетесь, государь мой, — неожиданно вступилась Лизавета Прокофьевна, — что он, глупее вас, что ли, что не мог по-вашему рассудить?
— Да разве ты что-нибудь знаешь? Видишь, дражайший, — встрепенулся и
удивился генерал, останавливаясь на месте как вкопанный, — я, может быть, тебе напрасно и неприлично проговорился, но ведь это потому, что ты… что ты… можно сказать, такой человек. Может быть, ты знаешь что-нибудь особенное?
«Ба! — остановился он вдруг, озаренный другою идеей, — давеча она сошла на террасу, когда я сидел в углу, и ужасно
удивилась, найдя меня там, и — так смеялась… о чае заговорила; а ведь у ней в это время уже была эта бумажка в руках, стало быть, она непременно знала, что я сижу на террасе, так зачем же она
удивилась?
Он пристально осмотрелся кругом и
удивился, что зашел сюда.
— По лицу видно. Поздоровайтесь с господами и присядьте к нам сюда поскорее. Я особенно вас ждал, — прибавил он, значительно напирая на то, что он ждал. На замечание князя: не повредило бы ему так поздно сидеть? — он отвечал, что сам себе
удивляется, как это он три дня назад умереть хотел, и что никогда он не чувствовал себя лучше, как в этот вечер.
— Зачем, скажите, затесался к вам этот мальчишка, князь? — сказал он вдруг с такою явною досадой и даже со злобой, что князь
удивился. — Бьюсь об заклад, у него недоброе на уме!
— И прибавьте: при моих собственных обстоятельствах мне и самому есть о чем задуматься, так что я сам себе
удивляюсь, что весь вечер не могу оторваться от этой противной физиономии!
Я очень
удивился и смотрел в ожидании; Рогожин облокотился на столик и стал молча глядеть на меня.
— Уверены? Неужели вы тоже так думаете? — вдруг ужасно
удивилась Аглая.
— Как это? Неужели? —
удивилась Аглая.
— Я ничему не
удивляюсь; она безумная.
Иногда снятся странные сны, невозможные и неестественные; пробудясь, вы припоминаете их ясно и
удивляетесь странному факту: вы помните прежде всего, что разум не оставлял вас во всё продолжение вашего сновидения; вспоминаете даже, что вы действовали чрезвычайно хитро и логично во всё это долгое, долгое время, когда вас окружали убийцы, когда они с вами хитрили, скрывали свое намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие, и они лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете, как хитро вы их наконец обманули, спрятались от них; потом вы догадались, что они наизусть знают весь ваш обман и не показывают вам только вида, что знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять, всё это вы припоминаете ясно.
Увидев князя, она
удивилась и остановилась пред ним, как бы спрашивая.
— Состояние… то есть деньги? —
удивился князь.
— Только-то? — громко и откровенно
удивилась Аглая, нисколько не краснея. — Впрочем, ничего; особенно если с экономией… Намерены служить?