Неточные совпадения
Правда, все три были только Епанчины, но по матери роду княжеского,
с приданым не малым,
с родителем, претендующим впоследствии, может быть, и на очень высокое
место, и, что тоже довольно важно, — все три были замечательно хороши собой, не исключая и старшей, Александры, которой уже минуло двадцать пять лет.
— У вас же такие славные письменные принадлежности, и сколько у вас карандашей, сколько перьев, какая плотная, славная бумага… И какой славный у вас кабинет! Вот этот пейзаж я знаю; это вид швейцарский. Я уверен, что живописец
с натуры писал, и я уверен, что это
место я видел; это в кантоне Ури…
Вошли вдруг Ганя и Птицын; Нина Александровна тотчас замолчала. Князь остался на стуле подле нее, а Варя отошла в сторону; портрет Настасьи Филипповны лежал на самом видном
месте, на рабочем столике Нины Александровны, прямо перед нею. Ганя, увидев его, нахмурился,
с досадой взял со стола и отбросил на свой письменный стол, стоявший в другом конце комнаты.
Ганя разгорячался
с каждым словом и без цели шагал по комнате. Такие разговоры тотчас же обращались в больное
место у всех членов семейства.
— Да и я бы насказал на вашем
месте, — засмеялся князь Фердыщенке. — Давеча меня ваш портрет поразил очень, — продолжал он Настасье Филипповне, — потом я
с Епанчиными про вас говорил… а рано утром, еще до въезда в Петербург, на железной дороге, рассказывал мне много про вас Парфен Рогожин… И в ту самую минуту, как я вам дверь отворил, я о вас тоже думал, а тут вдруг и вы.
Сцена выходила чрезвычайно безобразная, но Настасья Филипповна продолжала смеяться и не уходила, точно и в самом деле
с намерением протягивала ее. Нина Александровна и Варя тоже встали
с своих
мест и испуганно, молча, ждали, до чего это дойдет; глаза Вари сверкали, и на Нину Александровну всё это подействовало болезненно; она дрожала и, казалось, тотчас упадет в обморок.
— Да вы чего, ваше превосходительство? — подхватил Фердыщенко, так и рассчитывавший, что можно будет подхватить и еще побольше размазать. — Не беспокойтесь, ваше превосходительство, я свое
место знаю: если я и сказал, что мы
с вами Лев да Осел из Крылова басни, то роль Осла я, уж конечно, беру на себя, а ваше превосходительство — Лев, как и в басне Крылова сказано...
— Настасья Филипповна, полно, матушка, полно, голубушка, — не стерпела вдруг Дарья Алексеевна, — уж коли тебе так тяжело от них стало, так что смотреть-то на них! И неужели ты
с этаким отправиться хочешь, хоть и за сто бы тысяч! Правда, сто тысяч, ишь ведь! А ты сто тысяч-то возьми, а его прогони, вот как
с ними надо делать; эх, я бы на твоем
месте их всех… что в самом-то деле!
— На улицу пойду, Катя, ты слышала, там мне и
место, а не то в прачки! Довольно
с Афанасием Ивановичем! Кланяйтесь ему от меня, а меня не поминайте лихом…
Проболев
с месяц, он выздоровел, но от службы в акционерном обществе почему-то совсем отказался, и
место его занял другой.
— Ах, довольно, Лебедев! —
с каким-то неприятным ощущением перебил князь, точно дотронулись до его больного
места. — Всё это… не так. Скажите лучше, когда переезжаете? Мне чем скорее, тем лучше, потому что я в гостинице…
Так иногда бывает
с людьми; нестерпимые внезапные воспоминания, особенно сопряженные со стыдом, обыкновенно останавливают, на одну минуту, на
месте.
Случайно услышав разговор о приключившемся
с кем-то припадке, он бросился на
место, по верному предчувствию, и узнал князя.
Лизавета Прокофьевна чуть было не прогнала ее на
место, но в ту самую минуту, как только было Аглая начала декламировать известную балладу, два новые гостя, громко говоря, вступили
с улицы на террасу.
Лизавета Прокофьевна была дама горячая и увлекающаяся, так что вдруг и разом, долго не думая, подымала иногда все якоря и пускалась в открытое море, не справляясь
с погодой. Иван Федорович
с беспокойством пошевелился. Но покамест все в первую минуту поневоле остановились и ждали в недоумении, Коля развернул газету и начал вслух,
с показанного ему подскочившим Лебедевым
места...
Евгений Павлович стоял на ступеньках лестницы как пораженный громом. Лизавета Прокофьевна тоже стала на
месте, но не в ужасе и оцепенении, как Евгений Павлович: она посмотрела на дерзкую так же гордо и
с таким же холодным презрением, как пять минут назад на «людишек», и тотчас же перевела свой пристальный взгляд на Евгения Павловича.
Там, рассказывают, многие тысячи пудов товару гниют на одном
месте по два и по три месяца, в ожидании отправки, а там, говорят (впрочем, даже и не верится), один администратор, то есть какой-то смотритель, какого-то купеческого приказчика, пристававшего к нему
с отправкой своих товаров, вместо отправки администрировал по зубам, да еще объяснил свой административный поступок тем, что он «погорячился».
Иногда ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже ему бы нравилось мрачное, пустынное
место, только чтобы быть одному
с своими мыслями и чтобы никто не знал, где он находится.
Но в толпе, недалеко от того
места, где он сидел, откуда-то сбоку — он бы никак не указал, в каком именно
месте и в какой точке, — мелькнуло одно лицо, бледное лицо,
с курчавыми темными волосами,
с знакомыми, очень знакомыми улыбкой и взглядом, — мелькнуло и исчезло.
Кое-кто из публики встали со стульев и ушли, другие только пересели
с одних
мест на другие; третьи были очень рады скандалу; четвертые сильно заговорили и заинтересовались.
— Понятия не имею! — ответил генерал Иволгин,
с важным видом занимая свое недавнее
место председателя.
— И натурально! —
с педантским упорством отгрызался Лебедев. — Да и кроме всего, католический монах уже по самой натуре своей повадлив и любопытен, и его слишком легко заманить в лес или в какое-нибудь укромное
место и там поступить
с ним по вышесказанному, — но я все-таки не оспариваю, что количество съеденных лиц оказалось чрезвычайное, даже до невоздержности.
Над ним на дереве пела птичка, и он стал глазами искать ее между листьями; вдруг птичка вспорхнула
с дерева, и в ту же минуту ему почему-то припомнилась та «мушка», в «горячем солнечном луче», про которую Ипполит написал, что и «она знает свое
место и в общем хоре участница, а он один только выкидыш».
— Только все-таки я бы никак не заснула на вашем
месте; стало быть, вы, куда ни приткнетесь, так тут уж и спите; это очень нехорошо
с вашей стороны.
— В экипаж посадил, — сказал он, — там на углу
с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом
месте тебя и поджидали, как обратно пойдешь, вот там, на той скамье.
Так и поступим мы при дальнейшем разъяснении теперешней катастрофы
с генералом; ибо, как мы ни бились, а поставлены в решительную необходимость уделить и этому второстепенному лицу нашего рассказа несколько более внимания и
места, чем до сих пор предполагали.
— То-то и есть, что смотрел-с! Слишком, слишком хорошо помню, что смотрел-с! На карачках ползал, щупал на этом
месте руками, отставив стул, собственным глазам своим не веруя: и вижу, что нет ничего, пустое и гладкое
место, вот как моя ладонь-с, а все-таки продолжаю щупать. Подобное малодушие-с всегда повторяется
с человеком, когда уж очень хочется отыскать… при значительных и печальных пропажах-с: и видит, что нет ничего,
место пустое, а все-таки раз пятнадцать в него заглянет.
— Да, положим; только как же это, однако?.. Я всё не понимаю, — бормотал князь, сбитый
с толку, — прежде, вы говорили, тут не было, и вы на этом
месте искали, а тут вдруг очутилось?
— Понимаю-с. Невинная ложь для веселого смеха, хотя бы и грубая, не обижает сердца человеческого. Иной и лжет-то, если хотите, из одной только дружбы, чтобы доставить тем удовольствие собеседнику; но если просвечивает неуважение, если именно, может быть, подобным неуважением хотят показать, что тяготятся связью, то человеку благородному остается лишь отвернуться и порвать связь, указав обидчику его настоящее
место.
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или граф,
с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости,
с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не
с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит в поговорку и о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных
местах и
с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже
с некоторою враждебностью к подвигам.
По некоторому такту, принятому ими за правило, Епанчины любили смешивать, в редких случаях бывавших у них званых собраний, общество высшее
с людьми слоя более низшего,
с избранными представителями «среднего рода людей», Епанчиных даже хвалили за это и относились об них, что они понимают свое
место и люди
с тактом, а Епанчины гордились таким об них мнением.
Я бы на вашем
месте послал туда посторожить, чтоб уж так ровно ту минуту улучить, когда она
с крыльца сойдет.
Она машинально оправляла свою одежду и даже
с беспокойством переменила однажды
место, подвигаясь к углу дивана.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого
места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные
места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Покуда Тимофеевна //
С хозяйством управлялася, // Крестьяне
место знатное // Избрали за избой: // Тут рига, конопляники, // Два стога здоровенные, // Богатый огород. // И дуб тут рос — дубов краса. // Под ним присели странники: // «Эй, скатерть самобраная, // Попотчуй мужиков».
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два
места: в одном, как великие люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу,
с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.