Неточные совпадения
— А что вы,
князь, и наукам там обучались, у профессора-то? —
спросил вдруг черномазый.
— Да вы точно… из-за границы? — как-то невольно
спросил он наконец — и сбился; он хотел, может быть,
спросить: «Да вы точно
князь Мышкин?»
— Да, сейчас только из вагона. Мне кажется, вы хотели
спросить: точно ли я
князь Мышкин? да не
спросили из вежливости.
— О, почти не по делу! То есть, если хотите, и есть одно дело, так только совета
спросить, но я, главное, чтоб отрекомендоваться, потому я
князь Мышкин, а генеральша Епанчина тоже последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и нет.
— Вы
князь Мышкин? —
спросил он чрезвычайно любезно и вежливо. Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей ее любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно; взгляд, несмотря на всю веселость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ.
— Очень может быть, хотя это и здесь куплено. Ганя, дайте
князю бумагу; вот перья и бумага, вот на этот столик пожалуйте. Что это? — обратился генерал к Гане, который тем временем вынул из своего портфеля и подал ему фотографический портрет большого формата, — ба! Настасья Филипповна! Это сама, сама тебе прислала, сама? — оживленно и с большим любопытством
спрашивал он Ганю.
— Так вам нравится такая женщина,
князь? —
спросил он его вдруг, пронзительно смотря на него. И точно будто бы у него было какое чрезвычайное намерение.
Генеральша
спрашивала нетерпеливо, быстро, резко, не сводя глаз с
князя, а когда
князь отвечал, она кивала головой вслед за каждым его словом.
— А вы добрый,
князь? Я из любопытства
спрашиваю, —
спросила генеральша.
— Ничего, maman. А жаль,
князь, что вы смертной казни не видели, я бы вас об одном
спросила.
— Давеча, действительно, — обратился к ней
князь, несколько опять одушевляясь (он, казалось, очень скоро и доверчиво одушевлялся), — действительно у меня мысль была, когда вы у меня сюжет для картины
спрашивали, дать вам сюжет: нарисовать лицо приговоренного за минуту до удара гильотины, когда еще он на эшафоте стоит, пред тем как ложиться на эту доску.
Гаврила Ардалионович еще сидел в кабинете и был погружен в свои бумаги. Должно быть, он действительно не даром брал жалованье из акционерного общества. Он страшно смутился, когда
князь спросил портрет и рассказал, каким образом про портрет там узнали.
— Где же ваша поклажа? —
спросил он, вводя
князя в комнату.
— Э-эх! — проговорил гость, взъерошив волосы и вздохнув, и стал смотреть в противоположный угол. — У вас деньги есть? —
спросил он вдруг, обращаясь к
князю.
— Я не помню Николая Львовича. Это ваш отец? —
спросила она
князя.
—
Князь, — обратилась к нему вдруг Нина Александровна, — я хотела вас
спросить (для того, собственно, и попросила вас сюда), давно ли вы знаете моего сына? Он говорил, кажется, что вы только сегодня откуда-то приехали?
— Слава богу, увела и уложила маменьку, и ничего не возобновлялось. Ганя сконфужен и очень задумчив. Да и есть о чем. Каков урок!.. Я поблагодарить вас еще раз пришла и
спросить,
князь: вы до сих пор не знавали Настасью Филипповну?
— Что вы на меня так смотрите? —
спросил он
князя.
По приходе
князя он
спросил новую бутылку, и только чрез час ее докончил, затем
спросил другую, докончил и ту.
—
Князя познакомить хотите? —
спросил Коля дорогой.
Князь, позвольте вас
спросить, как вы думаете, мне вот всё кажется, что на свете гораздо больше воров, чем неворов, и что нет даже такого самого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл.
— Вы, кажется, сказали,
князь, что письмо к вам от Салазкина? —
спросил Птицын. — Это очень известный в своем кругу человек; это очень известный ходок по делам, и если действительно он вас уведомляет, то вполне можете верить. К счастию, я руку знаю, потому что недавно дело имел… Если бы вы дали мне взглянуть, может быть, мог бы вам что-нибудь и сказать.
Извозчик довез его до одной гостиницы, недалеко от Литейной. Гостиница была плохенькая.
Князь занял две небольшие комнаты, темные и плохо меблированные, умылся, оделся, ничего не
спросил и торопливо вышел, как бы боясь потерять время или не застать кого-то дома.
Князь вошел во двор, поднялся на крылечко и
спросил господина Лебедева.
Спросите его,
князь: прежде, когда он мне помогал, платил я или нет?
— И вы тоже в Павловск? —
спросил вдруг
князь. — Да что это, здесь все, что ли, в Павловск? И у вас, вы говорите, там своя дача есть?
— Что ты опять усмехнулся на отцов портрет? —
спросил Рогожин, чрезвычайно пристально наблюдавший всякую перемену, всякую беглую черту в лице
князя.
— Как ты странно
спрашиваешь и… глядишь! — заметил
князь невольно.
— Как? — остановился вдруг
князь, — да что ты! Я почти шутил, а ты так серьезно! И к чему ты меня
спросил: верую ли я в бога?
Старенькая женщина, вся сгорбленная и в черном, повязанная платочком, молча и низко поклонилась Рогожину; тот что-то наскоро
спросил ее и, не останавливаясь за ответом, повел
князя далее через комнаты.
Князь сел дожидаться и кстати
спросил себе обедать.
Здесь!»
Князь позвонил и
спросил Настасью Филипповну.
Рогожин давеча отрекся: он
спросил с искривленною, леденящею улыбкой: «Чьи же были глаза-то?» И
князю ужасно захотелось, еще недавно, в воксале Царскосельской дороги, — когда он садился в вагон, чтоб ехать к Аглае, и вдруг опять увидел эти глаза, уже в третий раз в этот день, — подойти к Рогожину и сказать ему, «чьи это были глаза»!
Так пойдешь,
князь Лев Николаевич, к ним завтра, пойдешь? —
спросила она опять
князя, почти задыхаясь.
— Да, Терентьев, благодарю вас,
князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас
спросить, господин Терентьев, правду ли я слышал, что вы того мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами пойдет?
Но Лизавета Прокофьевна не удостоила взглянуть на него. Она стояла гордо, выпрямившись, закинув голову и с презрительным любопытством рассматривала «этих людишек». Когда Ипполит кончил, генерал вскинул было плечами; она гневно оглядела его с ног до головы, как бы
спрашивая отчета в его движении, и тотчас оборотилась к
князю.
Но дело в том, милый
князь, что я хотел
спросить вас, не знаете ли вы-то чего?
— Стало быть, во всяком случае, она ему знакома? —
спросил вдруг
князь Лев Николаевич, помолчав с минуту.
— Вчерашний эксцентрический случай, — промолвился Ганя, — конечно, преднамеренный и, конечно, не должен идти в счет. Чтобы придраться к ней в чем-нибудь, надо подыскаться нарочно или оклеветать, что, впрочем, не замедлит, — заключил Ганя, ожидавший, что
князь непременно тут
спросит: «Почему он называет вчерашний случай случаем преднамеренным? И почему не замедлит?» Но
князь не
спросил этого.
— Но Варвара Ардалионовна была у меня в семь часов? —
спросил удивленный
князь.
Князь смеялся; Аглая в досаде топнула ногой. Ее серьезный вид, при таком разговоре, несколько удивил
князя. Он чувствовал отчасти, что ему бы надо было про что-то узнать, про что-то
спросить, — во всяком случае, про что-то посерьезнее того, как пистолет заряжают. Но всё это вылетело у него из ума, кроме одного того, что пред ним сидит она, а он на нее глядит, а о чем бы она ни заговорила, ему в эту минуту было бы почти всё равно.
Если бы
князь мог быть в эту минуту внимательнее, то он, может быть, догадался бы, что Ивану Федоровичу хочется между прочим что-то и от него выведать, или, лучше сказать, прямо и открыто о чем-то
спросить его, но все не удается дотронуться до самой главной точки.
— Не зайдешь разве? — тихо
спросил его
князь.
— Что, они расходятся? Кончено? Всё кончено? Взошло солнце? —
спрашивал он тревожно, хватая за руку
князя. — Который час? Ради бога: час? Я проспал. Долго я спал? — прибавил он чуть не с отчаянным видом, точно он проспал что-то такое, от чего по крайней мере зависела вся судьба его.
— Что это у вас? —
спросил с беспокойством
князь.
Она
спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень к ней шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение
князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
Сиятельнейший
князь, я низок и душой и духом, но
спросите всякого даже подлеца, не только низкого человека: с кем ему лучше дело иметь, с таким ли, как он, подлецом, или с наиблагороднейшим человеком, как вы, искреннейший
князь?
Увидев
князя, она удивилась и остановилась пред ним, как бы
спрашивая.
Минутами бывал весел, но чаще задумывался, сам, впрочем, не зная о чем именно; вдруг начинал о чем-то рассказывать, — о Епанчиных, о
князе, о Лебедеве, — и вдруг обрывал и переставал совсем говорить, а на дальнейшие вопросы отвечал только тупою улыбкой, впрочем, даже и не замечая, что его
спрашивают, а он улыбается.
Князь большею частью не бывал дома и возвращался к себе иногда очень поздно; ему всегда докладывали, что Коля весь день искал его и
спрашивал.