Неточные совпадения
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне полную свободу решенья до тех самых пор, пока не решит сама дела, да и тогда все еще
мое слово за мной…
Я еще прежде вашего знала про это; вы именно выразили
мою мысль в одном
слове.
Я не имею никаких прав на ваше участие, не смею иметь никаких надежд; но когда-то вы выговорили одно
слово, одно только
слово, и это
слово озарило всю черную ночь
моей жизни и стало для меня маяком.
Но после вашего
слова я приму вновь
мою бедность, я с радостью стану переносить отчаянное положение
мое.
Он, впрочем, знает, что если б он разорвал все, но сам, один, не ожидая
моего слова и даже не говоря мне об этом, без всякой надежды на меня, то я бы тогда переменила
мои чувства к нему и, может быть, стала бы его другом.
— И будет каяться! — закричал Рогожин, — будешь стыдиться, Ганька, что такую… овцу (он не мог приискать другого
слова) оскорбил! Князь, душа ты
моя, брось их; плюнь им, поедем! Узнаешь, как любит Рогожин!
— И Александра Михайловна с ними, о боже, какое несчастье! И вообразите, сударыня, всегда-то мне такое несчастие! Покорнейше прошу вас передать
мой поклон, а Александре Михайловне, чтобы припомнили… одним
словом, передайте им
мое сердечное пожелание того, чего они сами себе желали в четверг, вечером, при звуках баллады Шопена; они помнят…
Мое сердечное пожелание! Генерал Иволгин и князь Мышкин!
— Вот она ничего ведь не понимает, что говорят, и ничего не поняла
моих слов, а тебя благословила; значит, сама пожелала… Ну, прощай, и мне, и тебе пора.
— По
моему мнению, — начал князь довольно тихо, — по
моему мнению, вы, господин Докторенко, во всем том, что сказали сейчас, наполовину совершенно правы, даже я согласен, что на гораздо большую половину, и я бы совершенно был с вами согласен, если бы вы не пропустили чего-то в ваших
словах.
И если жена
моя здесь осталась, — продолжал он, раздражаясь почти с каждым
словом всё более и более, — то скорее, сударь, от удивления и от понятного всем современного любопытства посмотреть странных молодых людей.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к
моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно
слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Может, дня три здесь не буду, — одним
словом, дела
мои захромали.
— Господа, это… это вы увидите сейчас что такое, — прибавил для чего-то Ипполит и вдруг начал чтение: «Необходимое объяснение». Эпиграф: «Après moi le déluge» [«После меня хоть потоп» (фр.).]… Фу, черт возьми! — вскрикнул он, точно обжегшись, — неужели я мог серьезно поставить такой глупый эпиграф?.. Послушайте, господа!.. уверяю вас, что всё это в конце концов, может быть, ужаснейшие пустяки! Тут только некоторые
мои мысли… Если вы думаете, что тут… что-нибудь таинственное или… запрещенное… одним
словом…
Но я заметил, что он переносит
мою раздражительность так, как будто заранее дал себе
слово щадить больного.
— Как вы смели так войти? Вон! — кричал он, дрожа и даже едва выговаривая
слова. Но вдруг он увидал в руках
моих свой бумажник.
Тут
мой доктор настоял, чтоб я опять присел отдохнуть; он обратился к жене, и та, не оставляя своего места, проговорила мне несколько благодарных и приветливых
слов.
В картине же Рогожина о красоте и
слова нет; это в полном виде труп человека, вынесшего бесконечные муки еще до креста, раны, истязания, битье от стражи, битье от народа, когда он нес на себе крест и упал под крестом, и, наконец, крестную муку в продолжение шести часов (так, по крайней мере, по
моему расчету).
— Непременно принесите, и нечего спрашивать. Ему, наверно, это будет очень приятно, потому что он, может быть, с тою целью и стрелял в себя, чтоб я исповедь потом прочла. Пожалуйста, прошу вас не смеяться над
моими словами, Лев Николаич, потому что это очень может так быть.
— По-моему, вы даже, может быть, и очень умны иногда, — продолжал князь, — вы давеча вдруг сказали одно
слово очень умное. Вы сказали про
мое сомнение об Ипполите: «Тут одна только правда, а стало быть, и несправедливо». Это я запомню и обдумаю.
— Князь, князь!
Слова ваши в
моем сердце… в глубине
моего сердца! Там могила-с!.. — восторженно проговорил Лебедев, прижимая шляпу к сердцу.
«Не считайте
моих слов больным восторгом больного ума, но вы для меня — совершенство!
— Напрасно вы так свысока, — прервал Ипполит, — я, с своей стороны, еще в первый день переезда
моего сюда дал себе
слово не отказать себе в удовольствии отчеканить вам всё и совершенно откровеннейшим образом, когда мы будем прощаться. Я намерен это исполнить именно теперь, после вас, разумеется.
— Разве на одну секунду… Я пришел за советом. Я, конечно, живу без практических целей, но, уважая самого себя и… деловитость, в которой так манкирует русский человек, говоря вообще… желаю поставить себя, и жену
мою, и детей
моих в положение… одним
словом, князь, я ищу совета.
— Ну, это всё вздор, — быстро прервал генерал, — я, главное, не о том, я о другом и о важном. И именно решился разъяснить вам, Лев Николаевич, как человеку, в искренности приема и в благородстве чувств которого я уверен, как… как… Вы не удивляетесь
моим словам, князь?
— У
моей жены; другими
словами, у себя и в доме
моей дочери.
— Я моложав на вид, — тянул
слова генерал, — но я несколько старее годами, чем кажусь в самом деле. В двенадцатом году я был лет десяти или одиннадцати. Лет
моих я и сам хорошенько не знаю. В формуляре убавлено; я же имел слабость убавлять себе года и сам в продолжение жизни.
— Я никогда никакого
слова не давала ему, никогда в жизни не считала его
моим женихом. Он мне такой же посторонний человек, как и всякий.
В приглашении приходить «по-прежнему» и в
словах «
моим по крайней мере» опять зазвучало что-то предсказывающее.
Да к тому же и слово-то об «объедках», собственно, не
мое, а чужое; по крайней мере у Ганечки все говорили; да она же и сама подтвердила.
Впрочем, это тоже не
мои слова, — прибавила она, ужасно покраснев, и с этой минуты краска уже не сходила с ее лица, вплоть до самого окончания речи.
Один господин, привязавшись к
слову, вдруг поклялся, в чрезвычайном негодовании, что не продаст имения, что бы там ни случилось; что, напротив, будет ждать и выждет и что «предприятия лучше денег»; «вот-с, милостивый государь, в чем состоит
моя экономическая система-с, можете узнать-с».
И всё это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, всё это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия… помяните
мое слово, сами увидите!» — заключила она чуть не гневно, расставаясь с Евгением Павловичем.