Неточные совпадения
Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: «Ступай, тебя
прощают».
— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть, оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну,
прощайте и извините, что обеспокоил.
Прощайте, у вас, кажется, много занятий, а мне пора одеваться и ехать; возьмите ваш портрет.
— Так берегитесь его, я вас предупреждаю; он теперь вам не
простит, что вы ему возвратите назад записку.
— Ну, так увидите и услышите; да к тому же он даже у меня просит денег взаймы! Avis au lecteur. [Предуведомление (фр.).]
Прощайте. Разве можно жить с фамилией Фердыщенко? А?
— Да чуть ли еще не бранила вас, князь.
Простите, пожалуйста. Фердыщенко, вы-то как здесь, в такой час? Я думала, по крайней мере хоть вас не застану. Кто? Какой князь? Мышкин? — переспросила она Ганю, который между тем, все еще держа князя за плечо, успел отрекомендовать его.
— Да, почти как товарищ. Я вам потом это всё разъясню… А хороша Настасья Филипповна, как вы думаете? Я ведь ее никогда еще до сих пор не видывал, а ужасно старался. Просто ослепила. Я бы Ганьке всё
простил, если б он по любви; да зачем он деньги берет, вот беда!
— Нет, это уж всё враги мои. Будьте уверены, князь, много проб было; здесь искренно не
прощают! — горячо вырвалось у Гани, и он повернулся от Вари в сторону.
— Нет,
прощу! — сказала вдруг Варя.
— Непременно стали бы, только не навсегда, потом не выдержали бы и
простили, — решил князь, подумав и засмеявшись.
— А весь покраснел и страдает. Ну, да ничего, ничего, не буду смеяться; до свиданья. А знаете, ведь она женщина добродетельная, — можете вы этому верить? Вы думаете, она живет с тем, с Тоцким? Ни-ни! И давно уже. А заметили вы, что она сама ужасно неловка и давеча в иные секунды конфузилась? Право. Вот этакие-то и любят властвовать. Ну,
прощайте!
— Мне кажется, я и без того сделал ужасную глупость, — пробормотал князь, — что давеча вас потревожил. К тому же вы теперь…
Прощайте!
— Завтра расскажете! Не робейте очень-то. Дай вам бог успеха, потому что я сам ваших убеждений во всем!
Прощайте. Я обратно туда же и расскажу Ипполиту. А что вас примут, в этом и сомнения нет, не опасайтесь! Она ужасно оригинальная. По этой лестнице в первом этаже, швейцар укажет!
— В вас всё совершенство… даже то, что вы худы и бледны… вас и не желаешь представить иначе… Мне так захотелось к вам прийти… я…
простите…
Вы сейчас загубить себя хотели, безвозвратно, потому что вы никогда не
простили бы себе потом этого: а вы ни в чем не виноваты.
Я вам с Пашей много оставляю, уже распорядилась, а теперь
прощайте!
Прощай, князь, в первый раз человека видела!
Прощайте, Афанасий Иванович, merci!
Видит, что он ее за шею под нож нагибает и пинками подталкивает, — те-то смеются, — и стала кричать: «Encore un moment, monsieur le bourreau, encore un moment!» Что и означает: «Минуточку одну еще повремените, господин буро, всего одну!» И вот за эту-то минуточку ей, может, господь и
простит, ибо дальше этакого мизера с человеческою душой вообразить невозможно.
Лебедев посмотрел ему вслед. Его поразила внезапная рассеянность князя. Выходя, он забыл даже сказать «
прощайте», даже головой не кивнул, что несовместно было с известною Лебедеву вежливостью и внимательностью князя.
— Полторы сутки ровно не спал, не ел, не пил, из комнаты ее не выходил, на коленки перед ней становился: «Умру, говорю, не выйду, пока не
простишь, а прикажешь вывести — утоплюсь; потому — что я без тебя теперь буду?» Точно сумасшедшая она была весь тот день, то плакала, то убивать меня собиралась ножом, то ругалась надо мной.
Ведь этак ты с голоду помрешь?» — «
Прости, говорю».
— «Не хочу
прощать, не пойду за тебя, сказано.
А чай пить и обедать опять не будешь?» — «Сказал не буду —
прости!» — «Уж как это к тебе не идет, говорит, если б ты только знал, как к корове седло.
— «Так вот я тебе, говорит, дам прочесть: был такой один папа, и на императора одного рассердился, и тот у него три дня не пивши, не евши, босой, на коленках, пред его дворцом простоял, пока тот ему не
простил; как ты думаешь, что тот император в эти три дня, на коленках-то стоя, про себя передумал и какие зароки давал?..
— «А коли не
прощу и за тебя не пойду?» — «Сказал, что утоплюсь».
— Я как будто знал, когда въезжал в Петербург, как будто предчувствовал… — продолжал князь. — Не хотел я ехать сюда! Я хотел всё это здешнее забыть, из сердца прочь вырвать! Ну,
прощай… Да что ты!
— Эк ведь мы! — засмеялся он вдруг, совершенно опомнившись. — Извини, брат, меня, когда у меня голова так тяжела, как теперь, и эта болезнь… я совсем, совсем становлюсь такой рассеянный и смешной. Я вовсе не об этом и спросить-то хотел… не помню о чем.
Прощай…
—
Прощай же, — сказал князь, подавая руку.
—
Прощай, — проговорил Рогожин, крепко, но совершенно машинально сжимая протянутую ему руку.
Но ему до того понравились эти часы и до того соблазнили его, что он наконец не выдержал: взял нож и, когда приятель отвернулся, подошел к нему осторожно сзади, наметился, возвел глаза к небу, перекрестился и, проговорив про себя с горькою молитвой: «Господи,
прости ради Христа!» — зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы.
— Вот она ничего ведь не понимает, что говорят, и ничего не поняла моих слов, а тебя благословила; значит, сама пожелала… Ну,
прощай, и мне, и тебе пора.
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог
простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
— Ардалион Александрыч, батюшка! — крикнула она ему вслед, — остановись на минутку; все мы грешны; когда будешь чувствовать, что совесть тебя меньше укоряет, приходи ко мне, посидим, поболтаем о прошлом-то. Я ведь еще, может, сама тебя в пятьдесят раз грешнее; ну, а теперь
прощай, ступай, нечего тебе тут… — испугалась она вдруг, что он воротится.
— А насчет статьи, князь, — ввернул боксер, ужасно желавший вставить свое словцо и приятно оживляясь (можно было подозревать, что на него видимо и сильно действовало присутствие дам), — насчет статьи, то признаюсь, что действительно автор я, хотя болезненный мой приятель, которому я привык
прощать по его расслаблению, сейчас и раскритиковал ее.
— Если так, то я был обманут, обманут, но не Чебаровым, а давно-давно; не хочу экспертов, не хочу свидания, я верю, я отказываюсь… десять тысяч не согласен…
прощайте…
Девушка в доме растет, вдруг среди улицы прыг на дрожки: «Маменька, я на днях за такого-то Карлыча или Иваныча замуж вышла,
прощайте!» Так это и хорошо так, по-вашему, поступать?
— Если вы позволите, то я попросил бы у князя чашку чаю… Я очень устал. Знаете что, Лизавета Прокофьевна, вы хотели, кажется, князя к себе вести чай пить; останьтесь-ка здесь, проведемте время вместе, а князь наверно нам всем чаю даст.
Простите, что я так распоряжаюсь… Но ведь я знаю вас, вы добрая, князь тоже… мы все до комизма предобрые люди…
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то
прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
— Меня
простит князь! — с убеждением и умилением проговорил Лебедев.
— Сохрани господи, — криво улыбался Ипполит, — но меня больше всего поражает чрезвычайная эксцентричность ваша, Лизавета Прокофьевна; я, признаюсь, нарочно подвел про Лебедева, я знал, как на вас подействует, на вас одну, потому что князь действительно
простит, и, уж наверно,
простил… даже, может, извинение в уме подыскал, ведь так, князь, не правда ли?
— Ну,
прощайте! — резко проговорил он вдруг. — Вы думаете, мне легко сказать вам:
прощайте? Ха-ха! — досадливо усмехнулся он сам на свой неловкий вопрос и вдруг, точно разозлясь, что ему всё не удается сказать, что хочется, громко и раздражительно проговорил: — Ваше превосходительство! Имею честь просить вас ко мне на погребение, если только удостоите такой чести и… всех, господа, вслед за генералом!..
— Ну, теперь что с ним прикажете делать? — воскликнула Лизавета Прокофьевна, подскочила к нему, схватила его голову и крепко-накрепко прижала к своей груди. Он рыдал конвульсивно. — Ну-ну-ну! Ну, не плачь же, ну, довольно, ты добрый мальчик, тебя бог
простит, по невежеству твоему; ну, довольно, будь мужествен… к тому же и стыдно тебе будет…
Не
прощу же, не
прощу же я этому князишке, никогда не
прощу!
— Так что же? — пробормотал князь. — Если вы не захотите ему
простить, так он и без вас помрет… Теперь он для деревьев переехал.
— О, с моей стороны я ему всё
прощаю: можете ему это передать.
Ну,
прощай, bonne chance! [желаю успеха! (фр.)]