Стали мы наконец выходить из комнаты, я дверь нарочно отпертою и оставляю; он таки поколебался, хотел что-то сказать, вероятно, за бумажник с такими деньгами испугался, но ужасно вдруг рассердился и ничего не сказал-с; двух шагов
по улице не прошли, он меня бросил и ушел в другую сторону.
Неточные совпадения
Ну, а я этой порой,
по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков
по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом
по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на
улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли.
Компания Рогожина была почти в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка, в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент,
по ремеслу и
по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на
улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «
по пятнадцати целковых давал в свое время просителям».
— Избил, избил! — подхватил с ужаснейшим жаром Лебедев. — И собакой в Москве травил,
по всей
улице, борзою сукой. Ужастенная сука.
А теперь, у дома, он стоял
по другой стороне
улицы, шагах в пятидесяти наискось, на противоположном тротуаре, скрестив руки, и ждал.
На террасе, довольно поместительной, при входе с
улицы в комнаты, было наставлено несколько померанцевых, лимонных и жасминных деревьев, в больших зеленых деревянных кадках, что и составляло,
по расчету Лебедева, самый обольщающий вид.
Когда все деревья были наконец свезены на дачу и расставлены, Лебедев несколько раз в тот день сбегал
по ступенькам террасы на
улицу и с
улицы любовался на свое владение, каждый раз мысленно надбавляя сумму, которую предполагал запросить с будущего своего дачного жильца.
Девушка в доме растет, вдруг среди
улицы прыг на дрожки: «Маменька, я на днях за такого-то Карлыча или Иваныча замуж вышла, прощайте!» Так это и хорошо так, по-вашему, поступать?
Две недели спустя, то есть уже в начале июля, и в продолжение этих двух недель история нашего героя, и особенно последнее приключение этой истории, обращаются в странный, весьма увеселительный, почти невероятный и в то же время почти наглядный анекдот, распространяющийся мало-помалу
по всем
улицам, соседним с дачами Лебедева, Птицына, Дарьи Алексеевны, Епанчиных, короче сказать, почти
по всему городу и даже
по окрестностям его.
Князь вышел и некоторое время ходил в раздумье
по тротуару. Окна комнат, занимаемых Рогожиным, были все заперты; окна половины, занятой его матерью, почти все были отперты; день был ясный, жаркий; князь перешел через
улицу на противоположный тротуар и остановился взглянуть еще раз на окна: не только они были заперты, но почти везде были опущены белые сторы.
Он спустился под ворота, вышел на тротуар, подивился густой толпе народа, высыпавшего с закатом солнца на
улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и пошел
по направлению к Гороховой.
— Ну, я пойду, — сказал он вдруг, приготовляясь опять переходить, — а ты себе иди. Пусть мы на
улице розно будем… так нам лучше…
по розным сторонам… увидишь.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую
улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки
по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество.
Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница
по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
Не имелось ясного центрального пункта;
улицы разбегались вкривь и вкось; дома лепились кое-как, без всякой симметрии,
по местам теснясь друг к другу,
по местам оставляя в промежутках огромные пустыри.
Затем
по всем
улицам накурили смирною и ливаном, [Смирна и ливан — здесь: восточные благовонные смолы, ладан.] и тогда только обнадежились, что вражья сила окончательно посрамлена.
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на
улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы,
по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.