Неточные совпадения
На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные,
по зимам, где-нибудь далеко
за границей, в Швейцарии, или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при этом и на такие концы
по дороге, как от Эйдткунена до Петербурга.
Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был
за границу по болезни,
по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или Виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог.
— А князь найдется, потому что князь чрезвычайно умен и умнее тебя
по крайней мере в десять раз, а может, и в двенадцать. Надеюсь, ты почувствуешь после этого. Докажите им это, князь; продолжайте. Осла и в самом деле можно наконец мимо. Ну, что вы, кроме осла
за границей видели?
Решение состоялось
по чрезвычайному и упорному настоянию девиц, совершенно убедившихся, что
за границу их оттого не хотят везти, что у родителей беспрерывная забота выдать их замуж и искать им женихов.
— Что ж, опять
за границу, что ли? — спросил он и вдруг прибавил: — А помнишь, как мы в вагоне,
по осени, из Пскова ехали, я сюда, а ты… в плаще-то, помнишь, штиблетишки-то?
Ехал же я сюда, имея намерение: я хотел ее наконец уговорить
за границу поехать для поправления здоровья; она очень расстроена и телом, и душой, головой особенно, и, по-моему, в большом уходе нуждается.
— Да ничего, так. Я и прежде хотел спросить. Многие ведь ноне не веруют. А что, правда (ты
за границей-то жил), — мне вот один с пьяных глаз говорил, что у нас,
по России, больше, чем во всех землях таких, что в бога не веруют? «Нам, говорит, в этом легче, чем им, потому что мы дальше их пошли…»
Надо справляться с толковым словарем: «свежо предание, а верится с трудом»), был, по-видимому, один из тех русских лежебок и тунеядцев, что проводили свою праздную жизнь
за границей, летом на водах, а зимой в парижском Шато-де-Флёре, где и оставили в свой век необъятные суммы.
По этим трем письмам,
по числам и
по фактам, в них обозначенным, доказывается математически, безо всякой возможности опровержения и даже сомнения, что Николай Андреевич выехал тогда
за границу (где и пробыл сряду три года) ровно
за полтора года до вашего рождения, господин Бурдовский.
Тем не менее я имею полное право,
по самым точным данным, утверждать, что господину Бурдовскому хотя, конечно, и была слишком хорошо известна эпоха его рождения, но совершенно не было известно обстоятельство этого пребывания Павлищева
за границей, где господин Павлищев провел большую часть жизни, возвращаясь в Россию всегда на малые сроки.
Кроме князя Щ. и Евгения Павловича, к этому слою принадлежал и известный, очаровательный князь N., бывший обольститель и победитель женских сердец во всей Европе, человек теперь уже лет сорока пяти, всё еще прекрасной наружности, удивительно умевший рассказывать, человек с состоянием, несколько, впрочем, расстроенным, и
по привычке проживавший более
за границей.
Сам Евгений Павлович, выехавший
за границу, намеревающийся очень долго прожить в Европе и откровенно называющий себя «совершенно лишним человеком в России», — довольно часто,
по крайней мере в несколько месяцев раз, посещает своего больного друга у Шнейдера; но Шнейдер всё более и более хмурится и качает головой; он намекает на совершенное повреждение умственных органов; он не говорит еще утвердительно о неизлечимости, но позволяет себе самые грустные намеки.
Неточные совпадения
В воротах с ними встретился // Лакей, какой-то буркою // Прикрытый: «Вам кого? // Помещик
за границею, // А управитель при смерти!..» — // И спину показал. // Крестьяне наши прыснули: //
По всей спине дворового // Был нарисован лев. // «Ну, штука!» Долго спорили, // Что
за наряд диковинный, // Пока Пахом догадливый // Загадки не решил: // «Холуй хитер: стащит ковер, // В ковре дыру проделает, // В дыру просунет голову // Да и гуляет так!..»
18) Дю-Шарио, виконт, Ангел Дорофеевич, французский выходец. Любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками.
По рассмотрении, оказался девицею. Выслан в 1821 году
за границу.
Затем он начал болтать и уже не переставал до тех пор, покуда не был,
по распоряжению начальства, выпровожен из Глупова
за границу.
В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в Кашинской губернии и принимавший большое участие в вопросе предстоящих выборов, собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар
по Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей
за границей, дело
по опеке и
по получению денег выкупа.
Уже раз взявшись
за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa
границу, чтоб изучить еще это дело на месте, с тем чтобы с ним уже не случалось более
по этому вопросу того, что так часто случалось с ним
по различным вопросам. Только начнет он, бывало, понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».