Неточные совпадения
Во всяком случае, она
ни у кого не намерена просить прощения
ни в
чем и желает, чтоб это знали.
Во всяком случае, она
ни в
чем не считает себя виновною, и пусть бы лучше Гаврила Ардалионович узнал, на каких основаниях она прожила все эти пять лет в Петербурге, в каких отношениях к Афанасию Ивановичу, и много ли скопила состояния.
В эти два месяца он успел надуматься и решиться и дал себе слово
во что бы то
ни стало сократить как-нибудь своего родителя, хоть на время, и стушевать его, если возможно, даже из Петербурга, согласна или не согласна будет на то мать.
Настасья Филипповна
во всё время его рассказа пристально рассматривала кружевцо оборки на своем рукаве и щипала ее двумя пальцами левой руки, так
что ни разу не успела и взглянуть на рассказчика.
— «А о
чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и
что сказала; а ночь всю эту
ни о
чем и не думал, всё слушал, как ты
во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том,
что меня избил, не думаешь и не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю, не знаю».
Одно только меня поразило:
что он вовсе как будто не про то говорил,
во всё время, и потому именно поразило,
что и прежде, сколько я
ни встречался с неверующими и сколько
ни читал таких книг, всё мне казалось,
что и говорят они, и в книгах пишут совсем будто не про то, хотя с виду и кажется,
что про то.
— Может быть, согласен, только я не помню, — продолжал князь Щ. — Одни над этим сюжетом смеялись, другие провозглашали,
что ничего не может быть и выше, но чтоб изобразить «рыцаря бедного»,
во всяком случае надо было лицо; стали перебирать лица всех знакомых,
ни одно не пригодилось, на этом дело и стало; вот и всё; не понимаю, почему Николаю Ардалионовичу вздумалось всё это припомнить и вывести?
Что смешно было прежде и кстати, то совсем неинтересно теперь.
— Читать! Читать
во что бы то
ни стало! — отрезала Лизавета Прокофьевна, видимо с чрезвычайным усилием себя сдерживая. — Князь! Если оставят читать — мы поссоримся.
— В этом вы правы, признаюсь, но это было невольно, и я тотчас же сказал себе тогда же,
что мои личные чувства не должны иметь влияния на дело, потому
что если я сам себя признаю уже обязанным удовлетворить требования господина Бурдовского,
во имя чувств моих к Павлищеву, то должен удовлетворить в каком бы то
ни было случае, то есть, уважал бы или не уважал бы я господина Бурдовского.
Во-вторых, оказывается,
что тут вовсе не было
ни малейшего воровства-мошенничества даже со стороны Чебарова; это важный пункт даже и для меня, потому
что князь давеча, разгорячившись, упомянул, будто и я того же мнения о воровстве-мошенничестве в этом несчастном деле.
Но
во всяком случае мне всего удивительнее и даже огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически,
что вы, молодой человек, и того даже не умели понять,
что Лизавета Прокофьевна теперь осталась с вами, потому
что вы больны, — если вы только в самом деле умираете, — так сказать, из сострадания, из-за ваших жалких слов, сударь, и
что никакая грязь
ни в каком случае не может пристать к ее имени, качествам и значению…
— Во-вторых:
ни слова о злобных мальчишках! Я просижу и проговорю с тобой десять минут; я пришла к тебе справку сделать (а ты думал и бог знает
что?), и если ты хоть одним словом заикнешься про дерзких мальчишек, я встаю и ухожу, и уже совсем с тобой разрываю.
Хотя в наглом приставании, в афишевании знакомства и короткости, которых не было, заключалась непременно цель, и в этом уже не могло быть теперь никакого сомнения, — но Евгений Павлович думал сначала отделаться как-нибудь так, и
во что бы
ни стало не заметить обидчицы.
Князь смеялся; Аглая в досаде топнула ногой. Ее серьезный вид, при таком разговоре, несколько удивил князя. Он чувствовал отчасти,
что ему бы надо было про что-то узнать, про что-то спросить, —
во всяком случае, про что-то посерьезнее того, как пистолет заряжают. Но всё это вылетело у него из ума, кроме одного того,
что пред ним сидит она, а он на нее глядит, а о
чем бы она
ни заговорила, ему в эту минуту было бы почти всё равно.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому
что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому
что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой,
что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно,
что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»),
что эта помешанная «забрала себе в голову
во что бы то
ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
— Ну, с вами
во всяком случае премило дело иметь, даже какое бы
ни было, — заключил Евгений Павлович, — пойдемте, я за ваше здоровье бокал выпью; я ужасно доволен,
что к вам пристал. А! — остановился он вдруг, — этот господин Ипполит к вам жить переехал?
Когда же, например, самая сущность некоторых ординарных лиц именно заключается в их всегдашней и неизменной ординарности, или,
что еще лучше, когда, несмотря на все чрезвычайные усилия этих лиц выйти
во что бы
ни стало из колеи обыкновенности и рутины, они все-таки кончают тем,
что остаются неизменно и вечно одною только рутиной, тогда такие лица получают даже некоторую своего рода и типичность, — как ординарность, которая
ни за
что не хочет остаться тем,
что она есть, и
во что бы то
ни стало хочет стать оригинальною и самостоятельною, не имея
ни малейших средств к самостоятельности.
Но и
во время своего переселения Ипполит уже выражался,
что он переселяется к Птицыну, «который так добр,
что дает ему угол», и
ни разу, точно нарочно, не выразился,
что переезжает к Гане, хотя Ганя-то и настоял, чтоб его приняли в дом.
На риск для тебя ходила,
во что бы
ни стало узнать…
— Да, не физическую. Мне кажется,
ни у кого рука не подымется на такого, как я; даже и женщина теперь не ударит; даже Ганечка не ударит! Хоть одно время вчера я так и думал,
что он на меня наскочит… Бьюсь об заклад,
что знаю, о
чем вы теперь думаете? Вы думаете: «Положим, его не надо бить, зато задушить его можно подушкой, или мокрою тряпкою
во сне, — даже должно…» У вас на лице написано,
что вы это думаете, в эту самую секунду.
Как
ни были смутны его мысли, он все-таки понимал,
что она и без него пойдет туда, а стало быть, он
во всяком случае должен был идти за нею.
И сам прыгнул в карету за Настасьей Филипповной и затворил дверцы. Кучер не сомневался
ни одной минуты и ударил по лошадям. Келлер сваливал потом на нечаянность: «Еще одна секунда, и я бы нашелся, я бы не допустил!» — объяснял он, рассказывая приключение. Он было схватил с Бурдовским другой экипаж, тут же случившийся, и бросился было в погоню, но раздумал, уже дорогой,
что «
во всяком случае поздно! Силой не воротишь».
Еще с террасы услыхал князь, как Келлер и Лебедев вступили в жестокий спор с некоторыми, совершенно неизвестными, хотя на вид и чиновными людьми,
во что бы то
ни стало желавшими войти на террасу.
Они рассказали ему,
что играла Настасья Филипповна каждый вечер с Рогожиным в дураки, в преферанс, в мельники, в вист, в свои козыри, —
во все игры, и
что карты завелись только в самое последнее время, по переезде из Павловска в Петербург, потому
что Настасья Филипповна всё жаловалась,
что скучно и
что Рогожин сидит целые вечера, молчит и говорить
ни о
чем не умеет, и часто плакала; и вдруг на другой вечер Рогожин вынимает из кармана карты; тут Настасья Филипповна рассмеялась, и стали играть.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В
чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, //
Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и
во время мирное // Ходил
ни сыт
ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Стародум(приметя всех смятение).
Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне,
что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он
ни был, будет иметь
во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Известно только,
что этот неизвестный вопрос
во что бы
ни стало будет приведен в действие.
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность
во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным
ни бородавками,
ни (от
чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.