Неточные совпадения
Это, говорит,
не тебе чета, это, говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь
не знает, потому совсем то есть лет достиг настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге
хочет.
— А
знаете, князь, — сказал он совсем почти другим голосом, — ведь я вас все-таки
не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть,
захочет посмотреть на однофамильца… Подождите, если
хотите, коли у вас время терпит.
Вскоре Ганя
узнал положительно, чрез услужливый случай, что недоброжелательство всей его семьи к этому браку и к Настасье Филипповне лично, обнаруживавшееся домашними сценами, уже известно Настасье Филипповне в большой подробности; сама она с ним об этом
не заговаривала,
хотя он и ждал ежедневно.
— О, они
не повторяются так часто, и притом он почти как ребенок, впрочем образованный. Я было вас, mesdames, — обратился он опять к дочерям, —
хотел попросить проэкзаменовать его, все-таки хорошо бы
узнать, к чему он способен.
— Швейцария тут
не помешает; а впрочем, повторяю, как
хочешь. Я ведь потому, что, во-первых, однофамилец и, может быть, даже родственник, а во-вторых,
не знает, где главу приклонить. Я даже подумал, что тебе несколько интересно будет, так как все-таки из нашей фамилии.
— Разумеется, maman, если с ним можно без церемонии; к тому же он с дороги есть
хочет, почему
не накормить, если он
не знает куда деваться? — сказала старшая Александра.
—
Не мешайте мне, Александра Ивановна, — отчеканила ей генеральша, — я тоже
хочу знать. Садитесь вот тут, князь, вот на этом кресле, напротив, нет, сюда, к солнцу, к свету ближе подвиньтесь, чтоб я могла видеть. Ну, какой там игумен?
— Он хорошо говорит, — заметила генеральша, обращаясь к дочерям и продолжая кивать головой вслед за каждым словом князя, — я даже
не ожидала. Стало быть, все пустяки и неправда; по обыкновению. Кушайте, князь, и рассказывайте: где вы родились, где воспитывались? Я
хочу все
знать; вы чрезвычайно меня интересуете.
— Почему? Что тут странного? Отчего ему
не рассказывать? Язык есть. Я
хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам понравилась Швейцария, первое впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет.
— Ведь я
знаю же, что вы ее
не читали и
не можете быть поверенным этого человека. Читайте, я
хочу, чтобы вы прочли.
— Извините, князь, — горячо вскричал он, вдруг переменяя свой ругательный тон на чрезвычайную вежливость, — ради бога, извините! Вы видите, в какой я беде! Вы еще почти ничего
не знаете, но если бы вы
знали все, то наверно бы хоть немного извинили меня;
хотя, разумеется, я неизвиним…
— Я
не выпытываю чего-нибудь о Гавриле Ардалионовиче, вас расспрашивая, — заметила Нина Александровна, — вы
не должны ошибаться на этот счет. Если есть что-нибудь, в чем он
не может признаться мне сам, того я и сама
не хочу разузнавать мимо него. Я к тому, собственно, что давеча Ганя при вас, и потом когда вы ушли, на вопрос мой о вас, отвечал мне: «Он всё
знает, церемониться нечего!» Что же это значит? То есть я
хотела бы
знать, в какой мере…
— Ну, еще бы! Вам-то после… А
знаете, я терпеть
не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть
не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я
хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.
— Я
не про это говорю, — пробормотал Ганя, — а кстати, скажите мне, как вы думаете, я именно
хочу знать ваше мнение: стоит эта «мука» семидесяти пяти тысяч или
не стоит?
— Ну так
знайте ж, что я женюсь, и теперь уж непременно. Еще давеча колебался, а теперь уж нет!
Не говорите! Я
знаю, что вы
хотите сказать…
Вы меня даже хорошим подлецом
не удостоили счесть, и,
знаете, я вас давеча съесть за это
хотел!
— А я вас именно
хотел попросить,
не можете ли вы, как знакомый, ввести меня сегодня вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я совсем
не знаю, как войти. Я был давеча представлен, но все-таки
не приглашен: сегодня там званый вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и пусть даже смеются надо мной, только бы войти как-нибудь.
— Я только об одном
хотел бы
знать, — уныло заметил князь, — совершенно ли должен я перестать на вас рассчитывать и уж
не отправиться ли мне одному?
— Настасья-то Филипповна? Да она никогда и
не живала у Большого театра, а отец никогда и
не бывал у Настасьи Филипповны, если
хотите знать; странно, что вы от него чего-нибудь ожидали. Она живет близ Владимирской, у Пяти Углов, это гораздо ближе отсюда. Вам сейчас? Теперь половина десятого. Извольте, я вас доведу.
Право,
не знаю, было ли у них что-нибудь, то есть, я
хочу сказать, могла ли у него быть хоть какая-нибудь серьезная надежда?
— Ну, довольно, полно, молись за кого
хочешь, черт с тобой, раскричался! — досадливо перебил племянник. — Ведь он у нас преначитанный, вы, князь,
не знали? — прибавил он с какою-то неловкою усмешкой. — Всё теперь разные вот этакие книжки да мемуары читает.
— Коля здесь ночевал, но наутро пошел своего генерала разыскивать, которого вы из «отделения», князь, бог
знает для чего, выкупили. Генерал еще вчера обещал сюда же ночевать пожаловать, да
не пожаловал. Вероятнее всего в гостинице «Весы», тут очень недалеко, заночевал. Коля, стало быть, там, или в Павловске, у Епанчиных. У него деньги были, он еще вчера
хотел ехать. Итак, стало быть, в «Весах» или в Павловске.
— Я как будто
знал, когда въезжал в Петербург, как будто предчувствовал… — продолжал князь. —
Не хотел я ехать сюда! Я
хотел всё это здешнее забыть, из сердца прочь вырвать! Ну, прощай… Да что ты!
— Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! — решила генеральша. — Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже
не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи? Прочти, верно,
знаешь! Я непременно
хочу знать эти стихи. Всю жизнь терпеть
не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога, князь, потерпи, нам с тобой, видно, вместе терпеть приходится, — обратилась она к князю Льву Николаевичу. Она была очень раздосадована.
—
Узнал, что и вы тут, — перебил Евгений Павлович, — и так как давно уж и непременно предположил себе искать
не только вашего знакомства, но и вашей дружбы, то и
не хотел терять времени. Вы нездоровы? Я сейчас только
узнал…
К изумлению князя, та оглядела его в недоумении и вопросительно, точно
хотела дать ему
знать, что и речи между ними о «рыцаре бедном» быть
не могло и что она даже
не понимает вопроса.
— Я
хотя и
знал, что она написана, но… я тоже
не советовал бы печатать, потому что рано, — прибавил племянник Лебедева.
В таком случае, если
хотите, я кончил, то есть принужден буду сообщить только вкратце те факты, которые, по моему убеждению,
не лишнее было бы
узнать во всей полноте, — прибавил он, заметив некоторое всеобщее движение, похожее на нетерпение.
—
Знать же я тебя
не хочу после этого! — Она было быстро повернулась уходить, но вдруг опять воротилась. — И к этому атеисту пойдешь? — указала она на Ипполита. — Да чего ты на меня усмехаешься, — как-то неестественно вскрикнула она и бросилась вдруг к Ипполиту,
не вынеся его едкой усмешки.
— Сейчас отдохну. Зачем вы
хотите отказать мне в последнем желании?.. А
знаете ли, я давно уже мечтал с вами как-нибудь сойтись, Лизавета Прокофьевна; я о вас много слышал… от Коли; он ведь почти один меня и
не оставляет… Вы оригинальная женщина, эксцентрическая женщина, я и сам теперь видел…
знаете ли, что я вас даже немножко любил.
— Я бы удивился, совсем, впрочем,
не зная света (я сознаюсь в этом), тому, что вы
не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц выслушивать дело скандальное,
хотя они уже всё прочли в романах.
Я, может быть, впрочем,
не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае, кто, кроме вас, мог остаться… по просьбе мальчика (ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что
не так выражаюсь), я все это чрезвычайно хвалю и глубоко уважаю,
хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно, как всё это для него неприятно…
Но дело в том, милый князь, что я
хотел спросить вас,
не знаете ли вы-то чего?
— Я думаю, что правильно,
хотя, впрочем, наверно и сам
не знаю.
— Во-первых, милый князь, на меня
не сердись, и если было что с моей стороны — позабудь. Я бы сам еще вчера к тебе зашел, но
не знал, как на этот счет Лизавета Прокофьевна… Дома у меня… просто ад, загадочный сфинкс поселился, а я хожу, ничего
не понимаю. А что до тебя, то, по-моему, ты меньше всех нас виноват,
хотя, конечно, чрез тебя много вышло. Видишь, князь, быть филантропом приятно, но
не очень. Сам, может, уже вкусил плоды. Я, конечно, люблю доброту и уважаю Лизавету Прокофьевну, но…
— Идемте же! — звала Аглая. — Князь, вы меня поведете. Можно это, maman? Отказавшему мне жениху? Ведь вы уж от меня отказались навеки, князь? Да
не так,
не так подают руку даме, разве вы
не знаете, как надо взять под руку даму? Вот так, пойдемте, мы пойдем впереди всех;
хотите вы идти впереди всех, tête-а-tête? [наедине (фр.).]
— Ну как про это
не знать! Ах да, послушайте: если бы вас кто-нибудь вызвал на дуэль, что бы вы сделали? Я еще давеча
хотела спросить.
— Ну, и пойдем. Я без тебя
не хочу мою новую жизнь встречать, потому что новая моя жизнь началась! Ты
не знаешь, Парфен, что моя новая жизнь сегодня началась?
— Но своего, своего! — лепетал он князю, — на собственное иждивение, чтобы прославить и поздравить, и угощение будет, закуска, и об этом дочь хлопочет; но, князь, если бы вы
знали, какая тема в ходу. Помните у Гамлета: «Быть или
не быть?» Современная тема-с, современная! Вопросы и ответы… И господин Терентьев в высшей степени… спать
не хочет! А шампанского он только глотнул, глотнул,
не повредит… Приближьтесь, князь, и решите! Все вас ждали, все только и ждали вашего счастливого ума…
— Вот в чем беда, — задумался на минуту князь, — вы
хотите подождать, пока они разойдутся, а ведь бог
знает, когда это будет.
Не лучше ли нам теперь сойти в парк; они, право, подождут; я извинюсь.
Потому что вы, светский пересмешник и кавалерист (
хотя и
не без способностей!), и сами
не знаете, до какой степени ваша мысль есть глубокая мысль, есть верная мысль!
Что были людоеды и, может быть, очень много, то в этом Лебедев, без сомнения, прав; только вот я
не знаю, почему именно он замешал тут монахов и что
хочет этим сказать?
Я
хотел было с ним объясниться, и
знаю наверно, что он чрез десять минут стал бы просить у меня прощения; но я рассудил, что лучше его уж
не трогать.
Даже напротив: я хоть утром ему и
не высказал ясно моей мысли, но я
знаю, что он ее понял; а эта мысль была такого свойства, что по поводу ее, конечно, можно было прийти поговорить еще раз,
хотя бы даже и очень поздно.
Но если я и
не признаю суда над собой, то все-таки
знаю, что меня будут судить, когда я уже буду ответчиком глухим и безгласным.
Не хочу уходить,
не оставив слова в ответ, — слова свободного, а
не вынужденного, —
не для оправдания, — о нет! просить прощения мне
не у кого и
не в чем, — а так, потому что сам желаю того.
Что мне во всей этой красоте, когда я каждую минуту, каждую секунду должен и принужден теперь
знать, что вот даже эта крошечная мушка, которая жужжит теперь около меня в солнечном луче, и та даже во всем этом пире и хоре участница, место
знает свое, любит его и счастлива, а я один выкидыш, и только по малодушию моему до сих пор
не хотел понять это!
— Ну, довольно, надо торопиться, — заключила она, выслушав всё, — всего нам только час здесь быть, до восьми часов, потому что в восемь часов мне надо непременно быть дома, чтобы
не узнали, что я здесь сидела, а я за делом пришла; мне много нужно вам сообщить. Только вы меня совсем теперь сбили. Об Ипполите я думаю, что пистолет у него так и должен был
не выстрелить, это к нему больше идет. Но вы уверены, что он непременно
хотел застрелиться и что тут
не было обману?
— Понимаю, очень понимаю. Вы очень ее… Как она вам приснилась, в каком виде? А впрочем, я и
знать ничего
не хочу, — отрезала она вдруг с досадой. —
Не перебивайте меня…
— Я
хочу, я
хочу бежать из дому! — вскричала она, и опять глаза ее засверкали. — Если вы
не согласитесь, так я выйду замуж за Гаврилу Ардалионовича. Я
не хочу, чтобы меня дома мерзкою женщиной почитали и обвиняли бог
знает в чем.
— Да, для нее, — тихо ответил князь, грустно и задумчиво склонив голову и
не подозревая, каким сверкающим взглядом глянула на него Аглая, — для нее, чтобы только
узнать… Я
не верю в ее счастье с Рогожиным,
хотя… одним словом, я
не знаю, что бы я мог тут для нее сделать и чем помочь, но я приехал.