Неточные совпадения
— Н-ничего! Н-н-ничего! Как
есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими то
есть деньгами Лихачев доехать
не мог! Нет, это
не то, что Арманс. Тут один Тоцкий. Да
вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало ли что промеж себя говорят, а и те ничего
не могут доказать: «вот, дескать, это
есть та самая Настасья Филипповна», да и только, а насчет дальнейшего — ничего! Потому что и нет ничего.
— Нет, еще
не просила; да, может
быть, и никогда
не попросит. Вы, Иван Федорович, помните, конечно, про сегодняшний
вечер? Вы ведь из нарочито приглашенных.
— Помню, помню, конечно, и
буду. Еще бы, день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя, я уж, так и
быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу и мне она обещала, что сегодня у себя
вечером скажет последнее слово:
быть или
не быть! Так смотри же, знай.
— Так
не вру же,
будут! К
вечеру будут. Птицын, выручай, процентная душа, что хошь бери, доставай к
вечеру сто тысяч; докажу, что
не постою! — одушевился вдруг до восторга Рогожин.
— А я вас именно хотел попросить,
не можете ли вы, как знакомый, ввести меня сегодня
вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я совсем
не знаю, как войти. Я
был давеча представлен, но все-таки
не приглашен: сегодня там званый
вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и пусть даже смеются надо мной, только бы войти как-нибудь.
Был уже давно
вечер; князь всё еще сидел, слушал и ждал генерала, начинавшего бесчисленное множество анекдотов и ни одного из них
не доканчивавшего.
— Ну, по какому именно, это пусть
будет как вам угодно, а мне главное то, что вы там
не просто напрашиваетесь на
вечер, в очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков.
Сам Афанасий Иванович, слывший за тонкого и изящного рассказчика, а в прежнее время на этих
вечерах обыкновенно управлявший разговором,
был видимо
не в духе и даже в каком-то несвойственном ему замешательстве.
Князь, может
быть, и ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но
был ослеплен и поражен до того, что
не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием. В этот
вечер она
была в полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к гостям. Перед самым входом в гостиную князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
Но Ганя уже слишком много вынес в этот день и в этот
вечер, и к этому последнему неожиданному испытанию
был не приготовлен.
— Он поутру никогда много
не пьет; если вы к нему за каким-нибудь делом, то теперь и говорите. Самое время. Разве к
вечеру, когда воротится, так хмелен; да и то теперь больше на ночь плачет и нам вслух из Священного писания читает, потому что у нас матушка пять недель как умерла.
Я, может
быть, впрочем,
не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае, кто, кроме вас, мог остаться… по просьбе мальчика (ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним
вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что
не так выражаюсь), я все это чрезвычайно хвалю и глубоко уважаю, хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно, как всё это для него неприятно…
В числе присутствующих здесь
были и такие, которые готовы
были просидеть тут хоть до утра,
не вымолвив ни слова, например Варвара Ардалионовна, сидевшая весь
вечер поодаль, молчавшая и всё время слушавшая с необыкновенным любопытством, имевшая, может
быть, на то и свои причины.
Лебедева всё еще
не было дома, так что под
вечер к князю успел ворваться Келлер,
не хмельной, но с излияниями и признаниями.
Гаврила Ардалионович
был в особенно возбужденном настроении в этот
вечер, и в настроении веселом, чуть
не торжествующем, как показалось князю. С Лебедевым он, конечно, шутил, поджигая его, но скоро и сам разгорячился.
До сих пор он в молчании слушал споривших и
не ввязывался в разговор; часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами смеха. Видно
было, что он ужасно рад тому, что так весело, так шумно; даже тому, что они так много
пьют. Может
быть, он и ни слова бы
не сказал в целый
вечер, но вдруг как-то вздумал заговорить. Заговорил же с чрезвычайною серьезностию, так что все вдруг обратились к нему с любопытством.
Во весь
вечер он
не выпил ни одной капли вина и
был очень задумчив; изредка только поднимал глаза и оглядывал всех и каждого.
— И прибавьте: при моих собственных обстоятельствах мне и самому
есть о чем задуматься, так что я сам себе удивляюсь, что весь
вечер не могу оторваться от этой противной физиономии!
— Совершенно и в высшей степени невозможно, но непременно так должно
быть. Согласен, однако же, допустить, и даже убежден, что если
была покража, то совершилась
не вечером, когда все
были в сборе, а уже ночью или даже под утро кем-нибудь из заночевавших.
— Я оставляю дом Лебедева потому, милый князь, потому что с этим человеком порвал; порвал вчера
вечером, с раскаянием, что
не раньше. Я требую уважения, князь, и желаю получать его даже и от тех лиц, которым дарю, так сказать, мое сердце. Князь, я часто дарю мое сердце и почти всегда бываю обманут. Этот человек
был недостоин моего подарка.
А если, может
быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович,
был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а
вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он
не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это
будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то
есть, смотря с этой точки зрения, то
есть, потому… конечно, свет; свет
есть свет; но всё же и князь
не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
Выходило, стало
быть, что Аглая прощает и князю опять можно идти к ней сегодня же
вечером, а для него это
было не только главное, а даже и всё.
В этот
вечер никого
не было посторонних, одни только члены семейства.
О том, что
будет Белоконская, князь услыхал еще чуть ли
не за три дня до
вечера; о званом же
вечере узнал только накануне.
— Я бы желала, чтобы вы завтра весь день
не приходили к нам, а пришли бы
вечером, когда уже соберутся эти… гости, Вы знаете, что
будут гости?
Она заговорила нетерпеливо и усиленно сурово; в первый раз она заговорила об этом «
вечере». Для нее тоже мысль о гостях
была почти нестерпима; все это заметили. Может
быть, ей и ужасно хотелось бы поссориться за это с родителями, но гордость и стыдливость помешали заговорить. Князь тотчас же понял, что и она за него боится (и
не хочет признаться, что боится), и вдруг сам испугался.
Нина Александровна, видя искренние слезы его, проговорила ему наконец безо всякого упрека и чуть ли даже
не с лаской: «Ну, бог с вами, ну,
не плачьте, ну, бог вас простит!» Лебедев
был до того поражен этими словами и тоном их, что во весь этот
вечер не хотел уже и отходить от Нины Александровны (и во все следующие дни, до самой смерти генерала, он почти с утра до ночи проводил время в их доме).
В этот
вечер он явился к Епанчиным с крепом на шляпе, и Белоконская похвалила его за этот креп: другой светский племянник, при подобных обстоятельствах, может
быть, и
не надел бы по таком дяде крепа.
«Может, там кто-нибудь
будет у них, до девяти часов, и она опять за меня боится, чтоб я чего при гостях
не накуролесил», — выдумал он наконец и опять стал нетерпеливо ждать
вечера и глядеть на часы.
Так, нам совершенно известно, что в продолжение этих двух недель князь целые дни и
вечера проводил вместе с Настасьей Филипповной, что она брала его с собой на прогулки, на музыку; что он разъезжал с нею каждый день в коляске; что он начинал беспокоиться о ней, если только час
не видел ее (стало
быть, по всем признакам, любил ее искренно); что слушал ее с тихою и кроткою улыбкой, о чем бы она ему ни говорила, по целым часам, и сам ничего почти
не говоря.
Вы давеча правду говорили про этот, тогдашний
вечер у Настасьи Филипповны; но тут
было еще одно, что вы пропустили, потому что
не знаете: я смотрел на ее лицо!
Так как Настасья Филипповна тоже ни разу еще
не сообщала ему о том, что встречала «с тех пор» Рогожина, то князь и заключил теперь, что Рогожин нарочно почему-нибудь на глаза
не кажется. Весь этот день он
был в сильной задумчивости; Настасья же Филипповна
была необыкновенно весела весь тот день и в тот
вечер.
В этот же
вечер, в последний раз пред венцом, виделся князь и с Настасьей Филипповной; но Настасья Филипповна
не в состоянии
была успокоить его, и даже, напротив, в последнее время все более и более усиливала его смущение.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много
есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один
вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что
было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, //
Не скука тут — война! // И сам, и люди
вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как
выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно
быть, богатырь».
Не ветры веют буйные, //
Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к
вечеру покинули // Бурливое село…
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме
была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до
вечера, как за язык повешена, рук
не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К
вечеру Ионки
не стало.