Неточные совпадения
— Приготовляется брак, и брак редкий. Брак двусмысленной женщины и молодого человека, который мог бы
быть камер-юнкером. Эту женщину введут в дом, где моя дочь и где моя жена! Но покамест я дышу, она не войдет! Я лягу на пороге, и пусть перешагнет чрез меня!.. С Ганей я теперь почти не говорю, избегаю встречаться даже. Я вас предупреждаю нарочно; коли
будете жить у нас, всё равно и без того станете свидетелем. Но вы
сын моего друга, и я вправе надеяться…
— Я слышал, что
сын мой… — начал
было Ардалион Александрович.
— С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, — разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин,
сына которого я обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы
были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и пулей, другой перед вами и еще борется с клеветами и пулями…
— Я
было хотел вас познакомить с Ипполитом, — сказал Коля, — он старший
сын этой куцавеешной капитанши и
был в другой комнате; нездоров и целый день сегодня лежал.
Генеральша на это отозвалась, что в этом роде ей и Белоконская пишет, и что «это глупо, очень глупо; дурака не вылечишь», резко прибавила она, но по лицу ее видно
было, как она рада
была поступкам этого «дурака». В заключение всего генерал заметил, что супруга его принимает в князе участие точно как будто в родном своем
сыне, и что Аглаю она что-то ужасно стала ласкать; видя это, Иван Федорович принял на некоторое время весьма деловую осанку.
— Матушка, — сказал Рогожин, поцеловав у нее руку, — вот мой большой друг, князь Лев Николаевич Мышкин; мы с ним крестами поменялись; он мне за родного брата в Москве одно время
был, много для меня сделал. Благослови его, матушка, как бы ты родного
сына благословила. Постой, старушка, вот так, дай я сложу тебе руку…
А по-настоящему, выздоровлению родного
сына, если б он
был,
была бы, может
быть, меньше рада, чем твоему; и если ты мне в этом не поверишь, то срам тебе, а не мне.
Этот молодой человек
есть ни более ни менее как
сын покойного П., хотя носит другое имя.
Это
была только слепая ошибка фортуны; они следовали
сыну П. На него должны
были быть употреблены, а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П. Если б я
был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы
был отдать его
сыну половину всего моего наследства; но так как я прежде всего человек расчетливый и слишком хорошо понимаю, что это дело не юридическое, то я половину моих миллионов не дам.
Но по крайней мере уж слишком низко и бесстыдно (отпрыск забыл, что и не расчетливо)
будет с моей стороны, если я не возвращу теперь тех десятков тысяч, которые пошли на мой идиотизм от П., его
сыну.
Ибо что бы со мной
было, если бы П. не взял меня на воспитание, а вместо меня заботился бы о своем
сыне?“
Страннее всего, что Ипполит и «
сын Павлищева»
были тоже как бы чем-то изумлены; племянник Лебедева
был тоже видимо недоволен.
— Извольте, извольте, господа, — тотчас же согласился князь, — после первой недоверчивости я решил, что я могу ошибаться и что Павлищев действительно мог иметь
сына. Но меня поразило ужасно, что этот
сын так легко, то
есть, я хочу сказать, так публично выдает секрет своего рождения и, главное, позорит свою мать. Потому что Чебаров уже и тогда пугал меня гласностию…
— Господа! Да я потому-то и решил, что несчастный господин Бурдовский должен
быть человек простой, беззащитный, человек, легко подчиняющийся мошенникам, стало
быть, тем пуще я обязан
был помочь ему, как «
сыну Павлищева», — во-первых, противодействием господину Чебарову, во-вторых, моею преданностью и дружбой, чтоб его руководить, а в-третьих, назначил выдать ему десять тысяч рублей, то
есть всё, что, по расчету моему, мог истратить на меня Павлищев деньгами…
— Как мошенничество!.. Как не «
сын Павлищева»?.. Как это можно!.. — раздавались восклицания. Вся компания Бурдовского
была в невыразимом смятении.
Ведь если господин Бурдовский окажется теперь не «
сын Павлищева», то ведь в таком случае требование господина Бурдовского выходит прямо мошенническое (то
есть, разумеется, если б он знал истину!), но ведь в том-то и дело, что его обманули, потому-то я и настаиваю, чтоб его оправдать; потому-то я и говорю, что он достоин сожаления, по своей простоте, и не может
быть без поддержки; иначе ведь он тоже выйдет по этому делу мошенником.
Я ведь хотел же до господина Бурдовского эти десять тысяч на школу употребить, в память Павлищева, но ведь теперь это всё равно
будет, что на школу, что господину Бурдовскому, потому что господин Бурдовский, если и не «
сын Павлищева», то ведь почти как «
сын Павлищева»: потому что ведь его самого так злобно обманули; он сам искренно считал себя
сыном Павлищева!
Наконец, я могу похвалиться точнейшими изысканиями о том главном факте, как эта чрезвычайная привязанность к вам Павлищева (стараниями которого вы поступили в гимназию и учились под особым надзором) породила, наконец, мало-помалу, между родственниками и домашними Павлищева мысль, что вы
сын его, и что ваш отец
был только обманутый муж.
— Да во-первых, господин Бурдовский теперь, может
быть, вполне убежден, что господин Павлищев любил его из великодушия, а не как
сына.
За нею последовала и сестра ее, раскрывавшая рот, за ними гимназист,
сын Лебедева, который уверял, что «звезда Полынь» в Апокалипсисе, павшая на землю на источники вод,
есть, по толкованию его отца, сеть железных дорог, раскинувшаяся по Европе.
О деле с «
сыном Павлищева» Ганечка тоже не упомянул ни слова, может
быть, от ложной скромности, может
быть, «щадя чувства князя», но князь все-таки еще раз поблагодарил его за старательное окончание дела.
Какая, например, мать, нежно любящая свое дитя, не испугается и не заболеет от страха, если ее
сын или дочь чуть-чуть выйдут из рельсов: «Нет, уж лучше пусть
будет счастлив и проживет в довольстве и без оригинальности», — думает каждая мать, закачивая свое дитя.
А может
быть, он снимал свою шляпу просто из страха, как
сыну своей кредиторши, потому что он матери моей постоянно должен и никак не в силах выкарабкаться из долгов.
— Это винт! — кричал генерал. — Он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил! Знай, молокосос, что еще ты не родился, а я уже
был осыпан почестями; а ты только завистливый червь, перерванный надвое, с кашлем… и умирающий от злобы и от неверия… И зачем тебя Гаврила перевел сюда? Все на меня, от чужих до родного
сына!
Но генерал стоял как ошеломленный и только бессмысленно озирался кругом. Слова
сына поразили его своею чрезвычайною откровенностью. В первое мгновение он не мог даже и слов найти. И наконец только, когда Ипполит расхохотался на ответ Гани и прокричал: «Ну, вот, слышали, собственный ваш
сын тоже говорит, что никакого капитана Еропегова не
было», — старик проболтал, совсем сбившись...
— Как не
было? Почему не существовало? — грозно вскинулся он на
сына.
— И это
сын… это мой родной
сын, которого я… о боже! Еропегова, Ерошки Еропегова не
было!
«Ты жалеешь меня! — вскричал он, — ты, дитя, да еще, может
быть, пожалеет меня и другой ребенок, мой
сын, le roi de Rome; [римский король (фр.).] остальные все, все меня ненавидят, а братья первые продадут меня в несчастии!» Я зарыдал и бросился к нему; тут и он не выдержал; мы обнялись, и слезы наши смешались.
Неточные совпадения
Добчинский.То
есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и в браке, и все это, как следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже
был совсем, то
есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Следовало взять
сына портного, он же и пьянюшка
был, да родители богатый подарок дали, так он и присыкнулся к
сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже подослала к супруге полотна три штуки; так он ко мне.
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я
сына родила. // Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Как только
пить надумали, // Влас сыну-малолеточку // Вскричал: «Беги за Трифоном!» // С дьячком приходским Трифоном, // Гулякой, кумом старосты, // Пришли его
сыны, // Семинаристы: Саввушка // И Гриша, парни добрые, // Крестьянам письма к сродникам // Писали; «Положение», // Как вышло, толковали им, // Косили, жали, сеяли // И
пили водку в праздники // С крестьянством наравне.
«Дерзай!» — за ними слышится // Дьячково слово;
сын его // Григорий, крестник старосты, // Подходит к землякам. // «Хошь водки?» —
Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.