Неточные совпадения
Я тогда,
князь, в третьегодняшней отцовской бекеше через Невский перебегал, а она из магазина
выходит, в карету садится.
— Ну, коли так, — воскликнул Рогожин, — совсем ты,
князь,
выходишь юродивый, и таких, как ты, бог любит!
Лебедев кончил тем, что достиг своего. Скоро шумная ватага удалилась по направлению к Вознесенскому проспекту.
Князю надо было повернуть к Литейной. Было сыро и мокро;
князь расспросил прохожих, — до конца предстоявшего ему пути
выходило версты три, и он решился взять извозчика.
— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся
князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и
выйдет, как теперь
вышло. Что ж, может быть, оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
— Вот что,
князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, — если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться; только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь к его сиятельству, а потом на службу, так и
выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет,
князь?
Генерал
вышел, и
князь так и не успел рассказать о своем деле, о котором начинал было чуть ли не в четвертый раз.
— Что? кончил, — сказал
князь,
выходя из минутной задумчивости.
— Хорош, да уж простоват слишком, — сказал Аделаида, когда
вышел князь.
Генеральша
вышла. Ганя, опрокинутый, потерявшийся, злобный, взял со стола портрет и с искривленной улыбкой обратился к
князю...
— До свидания,
князь, и я ухожу, — сказала Аделаида. Она крепко пожала руку
князю, приветливо и ласково улыбнулась ему и
вышла. На Ганю она не посмотрела.
— Это вы, — заскрежетал Ганя, вдруг набрасываясь на
князя, только что все
вышли, — это вы разболтали им, что я женюсь! — бормотал он скорым полушепотом, с бешеным лицом и злобно сверкая глазами, — бесстыдный вы болтунишка!
Аглая слегка пожала руку
князю и
вышла. Лицо ее было серьезно и нахмурено, она даже не улыбнулась, когда кивнула
князю головой на прощание.
— Я сейчас, только мой узелок возьму, — сказал
князь Гане, — и мы
выйдем.
Ганя топнул ногой от нетерпения. Лицо его даже почернело от бешенства. Наконец, оба
вышли на улицу,
князь с своим узелком в руках.
Заглянул Птицын и кликнул Ганю; тот торопливо бросил
князя и
вышел, несмотря на то что он еще что-то хотел сказать, но видимо мялся и точно стыдился начать; да и комнату обругал тоже, как будто сконфузившись.
Князь узнал потом, что этот господин как будто по обязанности взял на себя задачу изумлять всех оригинальностью и веселостью, но у него как-то никогда не
выходило.
— Из упрямства! — вскричал Ганя. — Из упрямства и замуж не
выходишь! Что на меня фыркаешь? Мне ведь наплевать, Варвара Ардалионовна; угодно — хоть сейчас исполняйте ваше намерение. Надоели вы мне уж очень. Как! Вы решаетесь наконец нас оставить,
князь! — закричал он
князю, увидав, что тот встает с места.
Князь обернулся было в дверях, чтобы что-то ответить, но, увидев по болезненному выражению лица своего обидчика, что тут только недоставало той капли, которая переполняет сосуд, повернулся и
вышел молча.
— Мне всё кажется, — осторожно заметил
князь, — что Настасья Филипповна умна. К чему ей, предчувствуя такую муку, в западню идти? Ведь могла бы и за другого
выйти. Вот что мне удивительно.
Ганечка
вышел гораздо развязнее, чем вошел, и в хорошем расположении духа.
Князь минут с десять оставался неподвижен и думал.
Князь и Коля тотчас же
вышли. Увы!
Князю не на что было взять и извозчика, надо было идти пешком.
— А я-то думал, что первая очередь
выйдет князю, а вторая — генералу.
—
Князь, — резко и неподвижно обратилась к нему вдруг Настасья Филипповна, — вот здесь старые мои друзья, генерал да Афанасий Иванович, меня всё замуж выдать хотят. Скажите мне, как вы думаете:
выходить мне замуж иль нет? Как скажете, так и сделаю.
Все устремили взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общее любопытство получило новый и чрезвычайный толчок. Фердыщенку не сиделось; Рогожин смотрел в недоумении и в ужасном беспокойстве переводил взгляды то на
князя, то на Птицына. Дарья Алексеевна в ожидании была как на иголках. Даже Лебедев не утерпел,
вышел из своего угла, и, согнувшись в три погибели, стал заглядывать в письмо чрез плечо Птицына, с видом человека, опасающегося, что ему сейчас дадут за это колотушку.
— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я… не так ожидала… Да что же вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с
князем! Кто-то, кажется, просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж
выхожу, слышали? За
князя, у него полтора миллиона, он
князь Мышкин и меня берет!
— Нет, генерал! Я теперь и сама княгиня, слышали, —
князь меня в обиду не даст! Афанасий Иванович, поздравьте вы-то меня; я теперь с вашею женой везде рядом сяду; как вы думаете, выгодно такого мужа иметь? Полтора миллиона, да еще
князь, да еще, говорят, идиот в придачу, чего лучше? Только теперь и начнется настоящая жизнь! Опоздал, Рогожин! Убирай свою пачку, я за
князя замуж
выхожу и сама богаче тебя!
Извозчик довез его до одной гостиницы, недалеко от Литейной. Гостиница была плохенькая.
Князь занял две небольшие комнаты, темные и плохо меблированные, умылся, оделся, ничего не спросил и торопливо
вышел, как бы боясь потерять время или не застать кого-то дома.
— Я так и сказал тебе. Не
выйду, пока не дашь. Вы что-то улыбаетесь,
князь? Кажется, неправым меня находите?
— Видите, слышите, как он меня срамит,
князь! — покраснев и действительно
выходя из себя, вскричал Лебедев.
И Лебедев потащил
князя за руку. Они
вышли из комнаты, прошли дворик и вошли в калитку. Тут действительно был очень маленький и очень миленький садик, в котором благодаря хорошей погоде уже распустились все деревья. Лебедев посадил
князя на зеленую деревянную скамейку, за зеленый вделанный в землю стол, и сам поместился напротив него. Чрез минуту, действительно, явился и кофей.
Князь не отказался. Лебедев подобострастно и жадно продолжал засматривать ему в глаза.
— Я увижу, — сказал
князь задумчиво и
вышел за ворота.
Лебедев посмотрел ему вслед. Его поразила внезапная рассеянность
князя.
Выходя, он забыл даже сказать «прощайте», даже головой не кивнул, что несовместно было с известною Лебедеву вежливостью и внимательностью
князя.
— Наутро я
вышел по городу побродить, — продолжал
князь, лишь только приостановился Рогожин, хотя смех всё еще судорожно и припадочно вздрагивал на его губах, — вижу, шатается по деревянному тротуару пьяный солдат, в совершенно растерзанном виде.
Беспрерывно осведомлялся, не нужно ли ему чего, и когда
князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его в покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно на цыпочках к двери и всё время, пока шагал, махал руками, как бы давая знать, что он только так, что он не промолвит ни слова, и что вот он уж и
вышел, и не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть часа являлся опять.
— Вы точно меня себе присвоили, что держите под замком, — протестовал
князь, — по крайней мере на даче-то я хочу, чтобы было иначе, и будьте уверены, что буду принимать кого угодно и
выходить куда угодно.
Когда у Аглаи сорвалось невзначай за обедом, что maman сердится, потому что
князь не едет, на что генерал тотчас же заметил, что «ведь он в этом не виноват», — Лизавета Прокофьевна встала и во гневе
вышла из-за стола.
Она тотчас же встала, все по-прежнему серьезно и важно, с таким видом, как будто заранее к тому готовилась и только ждала приглашения,
вышла на средину террасы и стала напротив
князя, продолжавшего сидеть в своих креслах.
А между тем, как ни припоминал потом
князь,
выходило, что Аглая произнесла эти буквы не только без всякого вида шутки, или какой-нибудь усмешки, или даже какого-нибудь напирания на эти буквы, чтобы рельефнее выдать их затаенный смысл, но, напротив, с такою неизменною серьезностью, с такою невинною и наивною простотой, что можно было подумать, что эти самые буквы и были в балладе, и что так было в книге напечатано.
Разговор, впрочем, скоро переменился; но слишком особенное и всё еще продолжавшееся беспокойство все-таки
выходило, по мнению наблюдавшего
князя, из мерки, и что-то тут, наверно, было особенное.
— Так из-за чего же давеча с первых слов такой крик и шум
вышел, если вы так и хотели! — удивился
князь.
Между тем Гаврила Ардалионович, до сих пор державшийся в стороне и молчавший упорно,
вышел по приглашению
князя вперед, стал подле него и спокойно и ясно принялся излагать отчет по порученному ему
князем делу. Все разговоры умолкли мгновенно. Все слушали с чрезвычайным любопытством, особенно вся компания Бурдовского.
— Позвольте, господа, — вскричал Гаврила Ардалионович, развернувший между тем пакет с деньгами, — тут вовсе не двести пятьдесят рублей, а всего только сто. Я для того,
князь, чтобы не
вышло какого недоумения.
— Благороден, благороден, рыцарски благороден! — подтвердил в умилении Келлер. — Но, знаете,
князь, всё только в мечтах и, так сказать, в кураже, на деле же никогда не
выходит! А почему так? И понять не могу.
— Во-первых, милый
князь, на меня не сердись, и если было что с моей стороны — позабудь. Я бы сам еще вчера к тебе зашел, но не знал, как на этот счет Лизавета Прокофьевна… Дома у меня… просто ад, загадочный сфинкс поселился, а я хожу, ничего не понимаю. А что до тебя, то, по-моему, ты меньше всех нас виноват, хотя, конечно, чрез тебя много
вышло. Видишь,
князь, быть филантропом приятно, но не очень. Сам, может, уже вкусил плоды. Я, конечно, люблю доброту и уважаю Лизавету Прокофьевну, но…
Князь заметил, что Аглая вдруг
вышла из своего места и подошла к столу. Он не смел на нее посмотреть, но он чувствовал всем существом, что в это мгновение она на него смотрит и, может быть, смотрит грозно, что в черных глазах ее непременно негодование, и лицо вспыхнуло.
«Чрезвычайно странные люди!» — подумал
князь Щ., может быть, в сотый уже раз с тех пор, как сошелся с ними, но… ему нравились эти странные люди. Что же касается до
князя, то, может быть, он ему и не слишком нравился;
князь Щ. был несколько нахмурен и как бы озабочен, когда все
вышли на прогулку.
На террасе уже было довольно темно,
князь не разглядел бы в это мгновение ее лица совершенно ясно. Чрез минуту, когда уже они с генералом
выходили с дачи, он вдруг ужасно покраснел и крепко сжал свою правую руку.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за
князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и
вышла.
— Он раскаивается! — вскричал подбежавший Келлер. — Он спрятался, он не хотел к вам
выходить, он там в углу спрятался, он раскаивается,
князь, он чувствует себя виноватым.
— Знаете, для чего я сейчас солгала? — вдруг обернулась она к
князю с самою детскою доверчивостью и еще со смехом, дрожавшим на ее губах. — Потому что когда лжешь, то если ловко вставишь что-нибудь не совсем обыкновенное, что-нибудь эксцентрическое, ну, знаете, что-нибудь, что уж слишком редко, или даже совсем не бывает, то ложь становится гораздо вероятнее. Это я заметила. У меня только дурно
вышло, потому что я не сумела…