Неточные совпадения
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне полную свободу решенья
до тех самых
пор, пока не решит сама дела, да и тогда все еще мое слово за мной…
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие дела не совались. И, однако,
до сих
пор всё
тем только у нас в доме и держится, что последнего слова еще не сказано, а гроза грянет. Если сегодня скажется последнее слово, стало быть, и все скажется.
Не только не было заметно в ней хотя бы малейшего появления прежней насмешки, прежней вражды и ненависти, прежнего хохоту, от которого, при одном воспоминании,
до сих
пор проходил холод по спине Тоцкого, но, напротив, она как будто обрадовалась
тому, что может наконец поговорить с кем-нибудь откровенно и по-дружески.
И представьте же,
до сих
пор еще спорят, что, может быть, голова когда и отлетит,
то еще с секунду, может быть, знает, что она отлетела, — каково понятие!
Уж одно
то, что Настасья Филипповна жаловала в первый раз;
до сих
пор она держала себя
до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было на свете.
— И судя по
тому, что князь краснеет от невинной шутки, как невинная молодая девица, я заключаю, что он, как благородный юноша, питает в своем сердце самые похвальные намерения, — вдруг и совершенно неожиданно проговорил или, лучше сказать, прошамкал беззубый и совершенно
до сих
пор молчавший семидесятилетний старичок учитель, от которого никто не мог ожидать, что он хоть заговорит-то в этот вечер.
–…Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты, Настасья Филипповна, — продолжал князь
тем же робким голосом. — Я, впрочем, не знаю наверно, и жаль, что
до сих
пор еще узнать ничего не мог в целый день, но я получил в Швейцарии письмо из Москвы, от одного господина Салазкина, и он меня уведомляет, что я будто бы могу получить очень большое наследство. Вот это письмо…
«Видно из
того, что она его каждый день пригласила ходить к ней по утрам, от часу
до двух, и
тот каждый день к ней таскается и
до сих
пор не надоел», — заключила генеральша, прибавив к
тому, что чрез «старуху» князь в двух-трех домах хороших стал принят.
— В воду или под нож! — проговорил
тот наконец. — Хе! Да потому-то и идет за меня, что наверно за мной нож ожидает! Да неужто уж ты и впрямь, князь,
до сих
пор не спохватился, в чем тут всё дело?
— Ты. Она тебя тогда, с
тех самых
пор, с именин-то, и полюбила. Только она думает, что выйти ей за тебя невозможно, потому что она тебя будто бы опозорит и всю судьбу твою сгубит. «Я, говорит, известно какая».
До сих
пор про это сама утверждает. Она все это мне сама так прямо в лицо и говорила. Тебя сгубить и опозорить боится, а за меня, значит, ничего, можно выйти, — вот каково она меня почитает, это тоже заметь!
Но только что он заметил в себе это болезненное и
до сих
пор совершенно бессознательное движение, так давно уже овладевшее им, как вдруг мелькнуло пред ним и другое воспоминание, чрезвычайно заинтересовавшее его: ему вспомнилось, что в
ту минуту, когда он заметил, что всё ищет чего-то кругом себя, он стоял на тротуаре у окна одной лавки и с большим любопытством разглядывал товар, выставленный в окне.
С
той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
Он
до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
Между
тем Гаврила Ардалионович,
до сих
пор державшийся в стороне и молчавший упорно, вышел по приглашению князя вперед, стал подле него и спокойно и ясно принялся излагать отчет по порученному ему князем делу. Все разговоры умолкли мгновенно. Все слушали с чрезвычайным любопытством, особенно вся компания Бурдовского.
Именно благонравием; если благонравная робость и приличный недостаток оригинальности составляли у нас
до сих
пор, по общепринятому убеждению, неотъемлемое качество человека дельного и порядочного,
то уж слишком непорядочно и даже неприлично было бы так слишком вдруг измениться.
— Я утверждал сейчас, только что пред вашим приходом, князь, — продолжал Евгений Павлович, — что у нас
до сих
пор либералы были только из двух слоев, прежнего помещичьего (упраздненного) и семинарского. А так как оба сословия обратились наконец в совершенные касты, в нечто совершенно от нации особливое, и чем дальше,
тем больше, от поколения к поколению,
то, стало быть, и всё
то, что они делали и делают, было совершенно не национальное…
Так как этим только троим
до сих
пор из всех русских писателей удалось сказать каждому нечто действительно свое, свое собственное, ни у кого не заимствованное,
то тем самым эти трое и стали тотчас национальными.
«Чрезвычайно странные люди!» — подумал князь Щ., может быть, в сотый уже раз с
тех пор, как сошелся с ними, но… ему нравились эти странные люди. Что же касается
до князя,
то, может быть, он ему и не слишком нравился; князь Щ. был несколько нахмурен и как бы озабочен, когда все вышли на прогулку.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит,
до сих
пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы
то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для
того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Хотя во всеобщем шумном разговоре он принимал
до сих
пор большое участие, но одушевление его было только лихорадочное; собственно к разговору он был невнимателен; спор его был бессвязен, насмешлив и небрежно парадоксален; он не договаривал и бросал
то, о чем за минуту сам начинал говорить с горячечным жаром.
До сих
пор он в молчании слушал споривших и не ввязывался в разговор; часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами смеха. Видно было, что он ужасно рад
тому, что так весело, так шумно; даже
тому, что они так много пьют. Может быть, он и ни слова бы не сказал в целый вечер, но вдруг как-то вздумал заговорить. Заговорил же с чрезвычайною серьезностию, так что все вдруг обратились к нему с любопытством.
Что мне во всей этой красоте, когда я каждую минуту, каждую секунду должен и принужден теперь знать, что вот даже эта крошечная мушка, которая жужжит теперь около меня в солнечном луче, и
та даже во всем этом пире и хоре участница, место знает свое, любит его и счастлива, а я один выкидыш, и только по малодушию моему
до сих
пор не хотел понять это!
— Ты знаешь, что мне пред тобой краснеть еще ни в чем
до сих
пор не приходилось… хотя ты, может, и рада бы была
тому, — назидательно ответила Лизавета Прокофьевна. — Прощайте, князь, простите и меня, что обеспокоила. И надеюсь, вы останетесь уверены в неизменном моем к вам уважении.
Ты знаешь,
до какого сумасбродства она
до сих
пор застенчива и стыдлива: в детстве она в шкап залезала и просиживала в нем часа по два, по три, чтобы только не выходить к гостям; дылда выросла, а ведь и теперь
то же самое.
И это
до сих
пор, и это чем дальше,
тем больше!