Неточные совпадения
— Эвона!
Да мало ль Настасий Филипповн! И какая ты наглая, я тебе скажу, тварь!
Ну, вот так и знал, что какая-нибудь вот этакая тварь так тотчас же и повиснет! — продолжал он князю.
«
Ну, говорю, как мы вышли, ты у меня теперь тут не смей и подумать, понимаешь!» Смеется: «А вот как-то ты теперь Семену Парфенычу отчет отдавать будешь?» Я, правда, хотел было тогда же в воду, домой не заходя,
да думаю: «Ведь уж все равно», и как окаянный воротился домой.
Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал,
да во Псков по машине и отправился,
да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу,
да пошел потом по кабакам на последние,
да в бесчувствии всю ночь на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли.
—
Ну как я об вас об таком доложу? — пробормотал почти невольно камердинер. — Первое то, что вам здесь и находиться не следует, а в приемной сидеть, потому вы сами на линии посетителя, иначе гость, и с меня спросится…
Да вы что же, у нас жить, что ли, намерены? — прибавил он, еще раз накосившись на узелок князя, очевидно не дававший ему покоя.
— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть, оно так и надо…
Да и тогда мне тоже на письмо не ответили…
Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
—
Ну нет, — с убеждением перебил генерал, — и какой, право, у тебя склад мыслей! Станет она намекать…
да и не интересанка совсем. И притом, чем ты станешь дарить: ведь тут надо тысячи! Разве портретом? А что, кстати, не просила еще она у тебя портрета?
—
Ну да, ум главное! — поддакнул он, резко смотря на Ганю.
—
Ну да; не нравится мне этот ваш Фердыщенко: сальный шут какой-то. И не понимаю, почему его так поощряет Настасья Филипповна?
Да он взаправду, что ли, ей родственник?
— Рогожин?
Ну нет; я бы вам посоветовал отечески, или, если больше любите, дружески, и забыть о господине Рогожине.
Да и вообще, советовал бы вам придерживаться семейства, в которое вы поступите.
— Спешу, спешу, мой друг, опоздал!
Да дайте ему ваши альбомы, mesdames, пусть он вам там напишет; какой он каллиграф, так на редкость! Талант; там он так у меня расчеркнулся старинным почерком: «Игумен Пафнутий руку приложил»…
Ну, до свидания.
— Знаю я, к какому он графу! — резко проговорила Лизавета Прокофьевна и раздражительно перевела глаза на князя. — Что бишь! — начала она брезгливо и досадливо припоминая, —
ну, что там? Ах
да:
ну, какой там игумен?
—
Ну, стало быть, вот вам и опыт, стало быть, и нельзя жить взаправду, «отсчитывая счетом». Почему-нибудь
да нельзя же.
—
Ну, пошла! — рассердилась генеральша. — А по-моему, вы еще его смешнее. Простоват,
да себе на уме, в самом благородном отношении, разумеется. Совершенно как я.
—
Ну,
да уж я довольно перенес чрез вас сегодня. Одним словом, я вас прошу.
— Фу, какая скверная комната, — заметил Ганя, презрительно осматриваясь, — темно и окна на двор. Во всех отношениях вы к нам не вовремя…
Ну,
да это не мое дело; не я квартиры содержу.
—
Ну, так увидите и услышите;
да к тому же он даже у меня просит денег взаймы! Avis au lecteur. [Предуведомление (фр.).] Прощайте. Разве можно жить с фамилией Фердыщенко? А?
—
Ну, вот теперь с шубой идет! Шубу-то зачем несешь? Ха, ха, ха!
Да ты сумасшедший, что ли?
—
Да что это за идиот? — в негодовании вскрикнула, топнув на него ногой, Настасья Филипповна. —
Ну, куда ты идешь?
Ну, кого ты будешь докладывать?
— Нет? Нет!! — вскричал Рогожин, приходя чуть не в исступление от радости, — так нет же?! А мне сказали они… Ах!
Ну!.. Настасья Филипповна! Они говорят, что вы помолвились с Ганькой! С ним-то?
Да разве это можно? (Я им всем говорю!)
Да я его всего за сто рублей куплю, дам ему тысячу,
ну три, чтоб отступился, так он накануне свадьбы бежит, а невесту всю мне оставит. Ведь так, Ганька, подлец! Ведь уж взял бы три тысячи! Вот они, вот! С тем и ехал, чтобы с тебя подписку такую взять; сказал: куплю, — и куплю!
— Любил вначале.
Ну,
да довольно… Есть женщины, которые годятся только в любовницы и больше ни во что. Я не говорю, что она была моею любовницей. Если захочет жить смирно, и я буду жить смирно; если же взбунтуется, тотчас же брошу, а деньги с собой захвачу. Я смешным быть не хочу; прежде всего не хочу быть смешным.
— А весь покраснел и страдает.
Ну,
да ничего, ничего, не буду смеяться; до свиданья. А знаете, ведь она женщина добродетельная, — можете вы этому верить? Вы думаете, она живет с тем, с Тоцким? Ни-ни! И давно уже. А заметили вы, что она сама ужасно неловка и давеча в иные секунды конфузилась? Право. Вот этакие-то и любят властвовать.
Ну, прощайте!
— Варька из самолюбия делает, из хвастовства, чтоб от матери не отстать;
ну, а мамаша действительно… я уважаю.
Да, я это уважаю и оправдываю. Даже Ипполит чувствует, а он почти совсем ожесточился. Сначала было смеялся и называл это со стороны мамаши низостью; но теперь начинает иногда чувствовать. Гм! Так вы это называете силой? Я это замечу. Ганя не знает, а то бы назвал потворством.
—
Да меня для того только и держат, и пускают сюда, — воскликнул раз Фердыщенко, — чтоб я именно говорил в этом духе.
Ну возможно ли в самом деле такого, как я, принимать? Ведь я понимаю же это.
Ну можно ли меня, такого Фердыщенка, с таким утонченным джентльменом, как Афанасий Иванович, рядом посадить? Поневоле остается одно толкование: для того и сажают, что это и вообразить невозможно.
— «Помилуй,
да это не верно,
ну, как не даст?» — «Стану на колени и буду в ногах валяться до тех пор, пока даст, без того не уеду!» — «Когда едешь-то?» — «Завтра чем свет в пять часов».
— Не понимаю вас, Афанасий Иванович; вы действительно совсем сбиваетесь. Во-первых, что такое «при людях»? Разве мы не в прекрасной интимной компании? И почему «пети-жё»? Я действительно хотела рассказать свой анекдот,
ну, вот и рассказала; не хорош разве? И почему вы говорите, что «не серьезно»? Разве это не серьезно? Вы слышали, я сказала князю: «как скажете, так и будет»; сказал бы
да, я бы тотчас же дала согласие, но он сказал нет, и я отказала. Тут вся моя жизнь на одном волоске висела; чего серьезнее?
—
Ну, это там… из романов! Это, князь голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и всё это вздор!
Да и куда тебе жениться, за тобой за самим еще няньку нужно!
А тут приедет вот этот: месяца по два гостил в году, опозорит, разобидит, распалит, развратит, уедет, — так тысячу раз в пруд хотела кинуться,
да подла была, души не хватало,
ну, а теперь…
— Лукьян Тимофеич, а Лукьян Тимофеич! Вишь ведь!
Да глянь сюда!..
Ну,
да пусто бы вам совсем!
— Пьян, вы думаете? — крикнул голос с дивана. — Ни в одном глазу! Так разве рюмки три, четыре,
ну пять каких-нибудь есть,
да это уж что ж, — дисциплина.
— Это была такая графиня, которая, из позору выйдя, вместо королевы заправляла, и которой одна великая императрица в собственноручном письме своем «ma cousine» написала. Кардинал, нунций папский, ей на леве-дю-руа (знаешь, что такое было леве-дю-руа?) чулочки шелковые на обнаженные ее ножки сам вызвался надеть,
да еще, за честь почитая, — этакое-то высокое и святейшее лицо! Знаешь ты это? По лицу вижу, что не знаешь!
Ну, как она померла? Отвечай, коли знаешь!
—
Ну, довольно, полно, молись за кого хочешь, черт с тобой, раскричался! — досадливо перебил племянник. — Ведь он у нас преначитанный, вы, князь, не знали? — прибавил он с какою-то неловкою усмешкой. — Всё теперь разные вот этакие книжки
да мемуары читает.
—
Ну, что же? — сказал князь, как бы очнувшись. — Ах
да! Ведь вы знаете сами, Лебедев, в чем наше дело: я приехал по вашему же письму. Говорите.
— Это может, что не за тем, и не то в уме было, а только теперь оно уж наверно стало за тем, хе-хе!
Ну, довольно! Что ты так опрокинулся?
Да неужто ты и впрямь того не знал? Дивишь ты меня!
— Я как будто знал, когда въезжал в Петербург, как будто предчувствовал… — продолжал князь. — Не хотел я ехать сюда! Я хотел всё это здешнее забыть, из сердца прочь вырвать!
Ну, прощай…
Да что ты!
Да вот Лебедев же задал ему сегодня задачу:
ну ожидал ли он такого Лебедева?
—
Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! — решила генеральша. —
Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи? Прочти, верно, знаешь! Я непременно хочу знать эти стихи. Всю жизнь терпеть не могла стихов, точно предчувствовала. Ради бога, князь, потерпи, нам с тобой, видно, вместе терпеть приходится, — обратилась она к князю Льву Николаевичу. Она была очень раздосадована.
—
Да, князь, вам надо отдать справедливость, вы таки умеете пользоваться вашею…
ну, болезнию (чтобы выразиться приличнее); вы в такой ловкой форме сумели предложить вашу дружбу и деньги, что теперь благородному человеку принять их ни в каком случае невозможно. Это или уж слишком невинно, или уж слишком ловко… вам, впрочем, известнее.
Я, может быть, впрочем, не знаю… потому что сбиваюсь, но во всяком случае, кто, кроме вас, мог остаться… по просьбе мальчика (
ну да, мальчика, я опять сознаюсь) провести с ним вечер и принять… во всем участие и… с тем… что на другой день стыдно… (я, впрочем, согласен, что не так выражаюсь), я все это чрезвычайно хвалю и глубоко уважаю, хотя уже по лицу одному его превосходительства, вашего супруга, видно, как всё это для него неприятно…
—
Ну, всё? Всё теперь, всё сказал?
Ну, и иди теперь спать, у тебя лихорадка, — нетерпеливо перебила Лизавета Прокофьевна, не сводившая с него своего беспокойного взгляда. — Ах, господи!
Да он и еще говорит!
— И я не знаю, — засмеялся вдруг Евгений Павлович. — Ей-богу, никаких сношений по этим векселям не имел,
ну, верите честному слову!..
Да что с вами, вы в обморок падаете?
— Ах, какой же вы, князь, стали! Я вас просто не узнаю сегодня. Разве я мог предположить вас в таком деле участником?..
Ну,
да вы сегодня расстроены.
—
Ну как про это не знать! Ах
да, послушайте: если бы вас кто-нибудь вызвал на дуэль, что бы вы сделали? Я еще давеча хотела спросить.
—
Да и не то что слышал, а и сам теперь вижу, что правда, — прибавил он, —
ну когда ты так говорил, как теперь? Ведь этакой разговор точно и не от тебя. Не слышал бы я о тебе такого, так и не пришел бы сюда;
да еще в парк, в полночь.
Видите, князь, мне хоть раз в жизни хочется сделать совершенно честное дело, то есть совершенно без задней мысли,
ну, а я думаю, что я теперь, в эту минуту, не совсем способен к совершенно честному делу,
да и вы, может быть, тоже… то… и…
ну,
да мы потом объяснимся.
—
Ну да… нет… половину свечки… огарок… целую свечку, — всё равно, отстаньте!.. И спички, если хотите, принес. Зажег свечку и целые полчаса держал палец на свечке; разве это не может быть?
Она…
ну да, она умна, хоть и безумная, и вы правду говорите, что она гораздо умнее меня… она пишет мне, что в меня влюблена, что каждый день ищет случая видеть меня, хоть издали.
—
Ну да, разумеется, разумеется, не мое дело! До свидания, князь! — тотчас же удалился Коля.
—
Ну да,
ну да; я только чтоб осведомиться; извините, что прервал.