Неточные совпадения
— Они всё думают, что я еще болен, — продолжал Рогожин князю, — а я, ни
слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел
в вагон, да и еду; отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я
один. Попутал грех.
Притом же ты человек… человек…
одним словом, человек умный, и я на тебя понадеялся… а это,
в настоящем случае, это… это…
Однажды случилось, что как-то
в начале зимы, месяца четыре спустя после
одного из летних приездов Афанасия Ивановича
в Отрадное, заезжавшего на этот раз всего только на две недели, пронесся слух, или, лучше сказать, дошел как-то слух до Настасьи Филипповны, что Афанасий Иванович
в Петербурге женится на красавице, на богатой, на знатной, —
одним словом, делает солидную и блестящую партию.
Тут, очевидно, было что-то другое, подразумевалась какая-то душевная и сердечная бурда, — что-то вроде какого-то романического негодования, бог знает на кого и за что, какого-то ненасытимого чувства презрения, совершенно выскочившего из мерки, —
одним словом, что-то
в высшей степени смешное и недозволенное
в порядочном обществе и с чем встретиться для всякого порядочного человека составляет чистейшее божие наказание.
Оба приехали к Настасье Филипповне, и Тоцкий прямехонько начал с того, что объявил ей о невыносимом ужасе своего положения; обвинил он себя во всем; откровенно сказал, что не может раскаяться
в первоначальном поступке с нею, потому что он сластолюбец закоренелый и
в себе не властен, но что теперь он хочет жениться, и что вся судьба этого
в высшей степени приличного и светского брака
в ее руках;
одним словом, что он ждет всего от ее благородного сердца.
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но если Настасья Филипповна захотела бы допустить
в нем,
в Тоцком, кроме эгоизма и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра и ей, то поняла бы, что ему давно странно и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут
один только неопределенный мрак, полное неверие
в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть
в любви и
в семействе и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею тоской,
одним словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.
Он прибавил
в пояснение, что эта сумма все равно назначена уже ей
в его завещании;
одним словом, что тут вовсе не вознаграждение какое-нибудь… и что, наконец, почему же не допустить и не извинить
в нем человеческого желания хоть чем-нибудь облегчить свою совесть и т. д., и т. д., все, что говорится
в подобных случаях на эту тему.
Афанасий Иванович говорил долго и красноречиво, присовокупив, так сказать мимоходом, очень любопытное сведение, что об этих семидесяти пяти тысячах он заикнулся теперь
в первый раз и что о них не знал даже и сам Иван Федорович, который вот тут сидит;
одним словом, не знает никто.
— Князь, — начал он опять, — там на меня теперь… по
одному совершенно странному обстоятельству… и смешному… и
в котором я не виноват… ну,
одним словом, это лишнее, — там на меня, кажется, немножко сердятся, так что я некоторое время не хочу входить туда без зова.
Одним словом, все
в этой квартире теснилось и жалось...
Вы увидите изумительную девушку, да не
одну, двух, даже трех, украшение столицы и общества: красота, образованность, направление… женский вопрос, стихи, всё это совокупилось
в счастливую разнообразную смесь, не считая по крайней мере восьмидесяти тысяч рублей приданого, чистых денег, за каждою, что никогда не мешает, ни при каких женских и социальных вопросах…
одним словом, я непременно, непременно должен и обязан ввести вас.
— И Александра Михайловна с ними, о боже, какое несчастье! И вообразите, сударыня, всегда-то мне такое несчастие! Покорнейше прошу вас передать мой поклон, а Александре Михайловне, чтобы припомнили…
одним словом, передайте им мое сердечное пожелание того, чего они сами себе желали
в четверг, вечером, при звуках баллады Шопена; они помнят… Мое сердечное пожелание! Генерал Иволгин и князь Мышкин!
Одним словом, Фердыщенко совершенно не выдержал и вдруг озлобился, даже до забвения себя, перешел чрез мерку; даже всё лицо его покривилось. Как ни странно, но очень могло быть, что он ожидал совершенно другого успеха от своего рассказа. Эти «промахи» дурного тона и «хвастовство особого рода», как выразился об этом Тоцкий, случались весьма часто с Фердыщенком и были совершенно
в его характере.
Прелесть рассказа, оригинальность постановки главного лица, этот заманчивый мир, разобранный до тонкости, и наконец все эти очаровательные подробности, рассыпанные
в книге (насчет, например, обстоятельств употребления букетов белых и розовых камелий по очереди),
одним словом, все эти прелестные детали, и всё это вместе, произвели почти потрясение.
— Но… вспомните, Настасья Филипповна, — запинаясь, пробормотал Тоцкий, — вы дали обещание… вполне добровольное, и могли бы отчасти и пощадить… Я затрудняюсь и… конечно, смущен, но…
Одним словом, теперь,
в такую минуту, и при… при людях, и всё это так… кончить таким пети-жё дело серьезное, дело чести и сердца… от которого зависит…
Деликатно, не вступая
в явный спор, но ужасно хвастаясь, он несколько раз уже намекнул о преимуществах английского бокса,
одним словом, оказался чистейшим западником.
Дело
в том, что всего две недели назад он получил под рукой
одно известие, хоть и короткое и потому не совсем ясное, но зато верное, о том, что Настасья Филипповна, сначала пропавшая
в Москве, разысканная потом
в Москве же Рогожиным, потом опять куда-то пропавшая и опять им разысканная, дала наконец ему почти верное
слово выйти за него замуж.
Засел бы молча
один в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим
словом, ни
одному человеку не веря, да и не нуждаясь
в этом совсем и только деньги молча и сумрачно наживая.
Мгновения эти были именно
одним только необыкновенным усилением самосознания, — если бы надо было выразить это состояние
одним словом, — самосознания и
в то же время самоощущения
в высшей степени непосредственного.
Все наконец расселись
в ряд на стульях напротив князя, все, отрекомендовавшись, тотчас же нахмурились и для бодрости переложили из
одной руки
в другую свои фуражки, все приготовились говорить, и все, однако ж, молчали, чего-то выжидая с вызывающим видом,
в котором так и читалось: «Нет, брат, врешь, не надуешь!» Чувствовалось, что стоит только кому-нибудь для началу произнести
одно только первое
слово, и тотчас же все они заговорят вместе, перегоняя и перебивая друг друга.
В одно прекрасное утро является к нему
один посетитель, с спокойным и строгим лицом, с вежливою, но достойною и справедливою речью, одетый скромно и благородно, с видимым прогрессивным оттенком
в мысли, и
в двух
словах объясняет причину своего визита: он — известный адвокат; ему поручено
одно дело
одним молодым человеком; он является от его имени.
Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни
слова не говоря, бросился
в угол, плотно уткнулся
в него и закрыл руками лицо. Ему было невыносимо стыдно, и его детская, еще не успевшая привыкнуть к грязи впечатлительность была возмущена даже сверх меры. Ему казалось, что произошло что-то необычайное, всё разом разрушившее, и что чуть ли уж и сам он тому не причиной, уж тем
одним, что вслух прочел это.
После
слов племянника Лебедева последовало некоторое всеобщее движение, и поднялся даже ропот, хотя во всем обществе все видимо избегали вмешиваться
в дело, кроме разве
одного только Лебедева, бывшего точно
в лихорадке. (Странное дело: Лебедев, очевидно, стоявший за князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной гордости после речи своего племянника; по крайней мере с некоторым особенным видом довольства оглядел всю публику.)
Он говорил
одно, но так, как будто бы этими самыми
словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и
в то же время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом
слове, так что всё это, вместе с его чахоточным видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
Одним словом,
в конце третьего дня приключение с эксцентрическою дамой, разговаривавшею из своей коляски с Евгением Павловичем, приняло
в уме его устрашающие и загадочные размеры.
— Да ведь что
в раскаянии-то! Точь-в-точь как и я вчера: «низок, низок», а ведь
одни только слова-с!
— Ну, вот вам,
одному только вам, объявлю истину, потому что вы проницаете человека: и
слова, и дело, и ложь, и правда — всё у меня вместе и совершенно искренно. Правда и дело состоят у меня
в истинном раскаянии, верьте, не верьте, вот поклянусь, а
слова и ложь состоят
в адской (и всегда присущей) мысли, как бы и тут уловить человека, как бы и чрез слезы раскаяния выиграть! Ей-богу, так! Другому не сказал бы, — засмеется или плюнет; но вы, князь, вы рассудите по-человечески.
— Я вас целый день поджидал, чтобы задать вам
один вопрос; ответьте хоть раз
в жизни правду с первого
слова: участвовали вы сколько-нибудь
в этой вчерашней коляске или нет?
— Трудно объяснить, только не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, — надежд… ну,
одним словом, надежд будущего и радости о том, что, может быть, я там не чужой, не иностранец. Мне очень вдруг на родине понравилось.
В одно солнечное утро я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней — не знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.
В сущности, не сделаться генералом мог у нас
один только человек оригинальный, другими
словами, беспокойный.
«Господи, что-то она скажет теперь!» Сам он не выговорил еще ни
одного слова и с напряжением слушал «разливавшегося» Евгения Павловича, который редко бывал
в таком довольном и возбужденном состоянии духа, как теперь,
в этот вечер.
— Я вам, господа, скажу факт, — продолжал он прежним тоном, то есть как будто с необыкновенным увлечением и жаром и
в то же время чуть не смеясь, может быть, над своими же собственными
словами, — факт, наблюдение и даже открытие которого я имею честь приписывать себе, и даже
одному себе; по крайней мере об этом не было еще нигде сказано или написано.
— Здесь ни
одного нет, который бы стоил таких
слов! — разразилась Аглая, — здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни ума, ни сердца вашего! Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех! Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили… Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже всех? Зачем вы всё
в себе исковеркали, зачем
в вас гордости нет?
—
В нашем отечестве, равно как и
в Европе, всеобщие, повсеместные и ужасные голода посещают человечество, по возможному исчислению и сколько запомнить могу, не чаще теперь как
один раз
в четверть столетия, другими
словами, однажды
в каждое двадцатипятилетие. Не спорю за точную цифру, но весьма редко, сравнительно.
— Господа, это… это вы увидите сейчас что такое, — прибавил для чего-то Ипполит и вдруг начал чтение: «Необходимое объяснение». Эпиграф: «Après moi le déluge» [«После меня хоть потоп» (фр.).]… Фу, черт возьми! — вскрикнул он, точно обжегшись, — неужели я мог серьезно поставить такой глупый эпиграф?.. Послушайте, господа!.. уверяю вас, что всё это
в конце концов, может быть, ужаснейшие пустяки! Тут только некоторые мои мысли… Если вы думаете, что тут… что-нибудь таинственное или… запрещенное…
одним словом…
Но когда я,
в марте месяце, поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его
словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он,
одною рукой схватив меня за плечо, другою показал мне дверь и тихо, то есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже
в ту самую минуту, как он меня выводил; но
слова его долго производили на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел ощущать.
Одним словом, был страшный беспорядок. Мне показалось с первого взгляда, что оба они, и господин, и дама — люди порядочные, но доведенные бедностью до того унизительного состояния,
в котором беспорядок одолевает наконец всякую попытку бороться с ним и даже доводит людей до горькой потребности находить
в самом беспорядке этом, каждый день увеличивающемся, какое-то горькое и как будто мстительное ощущение удовольствия.
Он погордился, погорячился; произошла перемена губернского начальства
в пользу врагов его; под него подкопались, пожаловались; он потерял место и на последние средства приехал
в Петербург объясняться;
в Петербурге, известно, его долго не слушали, потом выслушали, потом отвечали отказом, потом поманили обещаниями, потом отвечали строгостию, потом велели ему что-то написать
в объяснение, потом отказались принять, что он написал, велели подать просьбу, —
одним словом, он бегал уже пятый месяц, проел всё; последние женины тряпки были
в закладе, а тут родился ребенок, и, и… «сегодня заключительный отказ на поданную просьбу, а у меня почти хлеба нет, ничего нет, жена родила.
— Сущность та же, хотя, может быть, и разные амплуа. Увидите, если этот господин не способен укокошить десять душ, собственно для
одной «шутки», точь-в-точь как он сам нам прочел давеча
в объяснении. Теперь мне эти
слова его спать не дадут.
— Аглая Ивановна! как вам не совестно? Как могла такая грязная мысль зародиться
в вашем чистом, невинном сердце? Бьюсь об заклад, что вы сами ни
одному вашему
слову не верите и… сами не знаете, что говорите!
— Да, для нее, — тихо ответил князь, грустно и задумчиво склонив голову и не подозревая, каким сверкающим взглядом глянула на него Аглая, — для нее, чтобы только узнать… Я не верю
в ее счастье с Рогожиным, хотя…
одним словом, я не знаю, что бы я мог тут для нее сделать и чем помочь, но я приехал.
— Такой цели я, конечно, всегда готов способствовать, — сказал князь, вставая, — только, признаюсь вам, Лебедев, я
в беспокойстве ужасном; скажите, ведь вы всё еще…
одним словом, сами же вы говорите, что подозреваете господина Фердыщенка.
«Я, однако же, замечаю (писала она
в другом письме), что я вас с ним соединяю, и ни разу не спросила еще, любите ли вы его? Он вас полюбил, видя вас только однажды. Он о вас как о „свете“ вспоминал; это его собственные
слова, я их от него слышала. Но я и без
слов поняла, что вы для него свет. Я целый месяц подле него прожила и тут поняла, что и вы его любите; вы и он для меня
одно».
— Разве на
одну секунду… Я пришел за советом. Я, конечно, живу без практических целей, но, уважая самого себя и… деловитость,
в которой так манкирует русский человек, говоря вообще… желаю поставить себя, и жену мою, и детей моих
в положение…
одним словом, князь, я ищу совета.
Генерал говорил минут десять, горячо, быстро, как бы не успевая выговаривать свои теснившиеся толпой мысли; даже слезы заблистали под конец
в его глазах, но все-таки это были
одни фразы без начала и конца, неожиданные
слова и неожиданные мысли, быстро и неожиданно прорывавшиеся и перескакивавшие
одна чрез другую.
— Честнейшего, князь, честнейшего! — подхватил Лебедев, сверкая глазами, — и именно только вы
одни, благороднейший князь,
в состоянии были такое справедливое
слово сказать!
— То есть… я думаю, Аглая Ивановна, что вы хотите узнать, как я принял… ежа… или, лучше сказать, как я взглянул… на эту присылку… ежа, то есть…
в таком случае, я полагаю, что…
одним словом…
Тут был еще
один пожилой, важный барин, как будто даже и родственник Лизаветы Прокофьевны, хотя это было решительно несправедливо; человек,
в хорошем чине и звании, человек богатый и родовой, плотный собою и очень хорошего здоровья, большой говорун и даже имевший репутацию человека недовольного (хотя, впрочем,
в самом позволительном смысле
слова), человека даже желчного (но и это
в нем было приятно), с замашками английских аристократов и с английскими вкусами (относительно, например, кровавого ростбифа, лошадиной упряжи, лакеев и пр.).
Он рассказывал плавно и как-то брюзгливо растягивая
слова, с нежными ударениями на гласные буквы, почему он принужден был, и именно теперешними порядками, продать
одно великолепное свое имение
в — ской губернии и даже, не нуждаясь особенно
в деньгах, за полцены, и
в то же время сохранить имение разоренное, убыточное и с процессом, и даже за него приплатить.
Вся эта горячешная тирада, весь этот наплыв страстных и беспокойных
слов и восторженных мыслей, как бы толкавшихся
в какой-то суматохе и перескакивавших
одна через другую, всё это предрекало что-то опасное, что-то особенное
в настроении так внезапно вскипевшего, по-видимому ни с того ни с сего, молодого человека.