Я вас прошу, господа, прислушайтесь когда-нибудь к стонам образованного человека девятнадцатого столетия, страдающего зубами, этак на второй или на третий день болезни, когда он начинает уже не так стонать, как в первый день стонал, то есть
не просто оттого, что зубы болят; не так, как какой-нибудь грубый мужик, а так, как человек тронутый развитием и европейской цивилизацией стонет, как человек «отрешившийся от почвы и народных начал», как теперь выражаются.
Неточные совпадения
Я
просто баловством занимался и с просителями и с офицером, а в сущности никогда
не мог сделаться злым.
А главное и конец концов, что все это происходит по нормальным и основным законам усиленного сознания и по инерции, прямо вытекающей из этих законов, а следственно, тут
не только
не переделаешься, да и
просто ничего
не поделаешь.
Оно до того тонкое, до того иногда
не поддающееся сознанью, что чуть-чуть ограниченные люди или даже
просто люди с крепкими нервами
не поймут в нем ни единой черты.
То ли дело все понимать, все сознавать, все невозможности и каменные стены;
не примиряться ни с одной из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примиряться; дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе
не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит, тебе
не на кого; что предмета
не находится, а может быть, и никогда
не найдется, что тут подмена, подтасовка, шулерство, что тут
просто бурда, — неизвестно что и неизвестно кто, но, несмотря на все эти неизвестности и подтасовки, у вас все-таки болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше болит!
Я для вас уж теперь
не герой, каким прежде хотел казаться, а
просто гаденький человек, шенапан.
Для чего я набирал на себя эту муку, для чего я ходил на Невский —
не знаю? но меня
просто тянуло туда при каждой возможности.
Он хоть тоже сворачивал с дороги перед генералами и перед особами сановитыми и тоже вилял, как вьюн, между ними, но таких, как наш брат, или даже почище нашего брата, он
просто давил; шел прямо на них, как будто перед ним было пустое пространство, и ни в каком случае дороги
не уступал.
«Разумеется,
не совсем толкнуть, — думал я, уже заранее добрея от радости, — а так,
просто не посторониться, состукнуться с ним,
не так, чтобы очень больно, а так, плечо о плечо, ровно на столько, сколько определено приличием; так что на сколько он меня стукнет, на столько и я его стукну».
Наши хамы аплодировали, я же сцепился и вовсе
не из жалости к девам и их отцам, а
просто за то, что такой козявке так аплодировали.
— Это вовсе
не смешно! — закричал я Ферфичкину, раздражаясь все более и более. — Виноваты другие, а
не я. Мне пренебрегли дать знать. Это-это-это…
просто нелепо.
—
Не только нелепо, а и еще что-нибудь, — проворчал Трудолюбов, наивно за меня заступаясь. — Вы уж слишком мягки.
Просто невежливость. Конечно,
не умышленная. И как это Симонов… гм!
— Да вы бы велели себе что-нибудь подать, — перебил Зверков, — или
просто спросили бы обедать
не дожидаясь.
Сейчас же, сию минуту встать из-за стола, взять шляпу и
просто уйти,
не говоря ни слова…
А будь ты в другом месте, живи, как добрые люди живут, так я, может быть,
не то что волочился б за тобой, а
просто влюбился б в тебя, рад бы взгляду был твоему,
не то что слову; у ворот бы тебя подстерегал, на коленках бы перед тобой выстаивал; как на невесту б свою на тебя смотрел, да еще за честь почитал.
Тогда я выну все семь рублей из ящика, покажу ему, что они у меня есть и нарочно отложены, но что я «
не хочу,
не хочу,
просто не хочу выдать ему жалованье,
не хочу, потому что так хочу», потому что на это «моя воля господская», потому что он непочтителен, потому что он грубиян; но что если он попросит почтительно, то я, пожалуй, смягчусь и дам;
не то еще две недели прождет, три прождет, целый месяц прождет…
Случалось, что я, в бешенстве, уж и
не спрашивал его: чего ему надо? а
просто сам резко и повелительно подымал голову и тоже начинал смотреть на него в упор.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как и быть:
просто хоть в петлю полезай.
Лука Лукич.
Не могу,
не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня
просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он
просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Анна Андреевна. А я никакой совершенно
не ощутила робости; я
просто видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Городничий. Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне
не виделось —
просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!