— Видишь что, любезный, — говорит он, — накажу я тебя как следует, потому ты и стоишь того. Но вот что я для тебя, пожалуй, сделаю: к прикладам я тебя не привяжу.
Один пойдешь, только по-новому: беги что есть силы через весь фрунт! Тут хоть и каждая палка ударит, да ведь дело-то будет короче, как думаешь? Хочешь испробовать?
Неточные совпадения
Помню, я
шел с ним однажды в
один прекрасный летний вечер от Ивана Иваныча.
В
один день он
пошел и объявил унтер-офицеру, что не хочет
идти на работу.
Идет он уже тысячи полторы верст, разумеется без копейки денег, потому что у Сушилова никогда не может быть ни копейки, —
идет изнуренный, усталый, на
одном казенном продовольстве, без сладкого куска хоть мимоходом, в
одной казенной одежде, всем прислуживая за жалкие медные гроши.
Один из мужичков, последний,
шел как-то необыкновенно смешно, расставив руки и свесив набок голову, на которой была длинная мужичья шапка, гречневиком.
Одному в таком случае было вертеть не под силу, и обыкновенно
посылали двоих — меня и еще
одного из дворян, Б. […еще
одного из дворян, Б. — В главе «Товарищи» упоминается Б-ский — это Иосиф Богуславский, осужденный на десять лет «за участие в заговоре».]
На кухне он похвалил наш острожный хлеб, славившийся своим вкусом в городе, и арестанты тотчас же пожелали ему
послать два свежих и только что выпеченных хлеба; на отсылку их немедленно употреблен был
один инвалид.
Повели меня; ведут
одну тысячу: жжет, кричу; ведут другую, ну, думаю, конец мой
идет, из ума совсем вышибли, ноги подламываются; я грох об землю: глаза у меня стали мертвые, лицо синее, дыхания нет, у рта пена.
Так меня еще два раза потом выводили, и уж злились они, очень на меня злились, а я их еще два раза надул; третью тысячу только
одну прошел, обмер, а как
пошел четвертую, так каждый удар, как ножом по сердцу, проходил, каждый удар за три удара
шел, так больно били!
После душной ямы, после судов, кандалов и палок бродят они по всей своей воле, где захотят, где попригляднее и повольготнее; пьют и едят где что удастся, что бог
пошлет, а по ночам мирно засыпают где-нибудь в лесу или в поле, без большой заботы, без тюремной тоски, как лесные птицы, прощаясь на ночь с
одними звездами небесными, под божиим оком.
— Ну, полно вам! Тут о деле
идет, а они… Какой же это левизор, братцы? — заботливо замечает
один суетливый арестант, Мартынов, старик из военных, бывший гусар.
«
Пошел один!» — крикнет ему Роман, и Гнедко тотчас же повезет
один, довезет до кухни и остановится, ожидая стряпок и парашников с ведрами, чтоб брать воду.
— Ну и скажу. Коли б все
пошли, и я б тогда со всеми говорил. Бедность, значит. У нас кто свое ест, а кто и на
одном казенном сидит.
Облегчить их он, конечно, ничем не мог; заведовал он только
одними инженерными работами, которые и при всех других командирах
шли в своем всегдашнем, раз заведенном законном порядке.
Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь мою, перебирал все до последних мелочей, вдумывался в мое прошедшее, судил себя
один неумолимо и строго и даже в иной час благословлял судьбу за то, что она
послала мне это уединение, без которого не состоялись бы ни этот суд над собой, ни этот строгий пересмотр прежней жизни.
Народ сквозь медные трубы прошел; сквозь запертые двери пройдут!»
Одним словом, Куликов и А-в возросли в своей
славе; все гордились ими.
Одним словом, с этого побега
слава Куликова сильно померкла.
— Не говори, не говори! — остановила его она. — Я опять, как на той неделе, буду целый день думать об этом и тосковать. Если в тебе погасла дружба к нему, так из любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я
одна пойду и не выйду без него: он тронется моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если увижу его убитого, мертвого! Может быть, слезы…
Тит Никоныч и Крицкая ушли. Последняя затруднялась, как ей
одной идти домой. Она говорила, что не велела приехать за собой, надеясь, что ее проводит кто-нибудь. Она взглянула на Райского. Тит Никоныч сейчас же вызвался, к крайнему неудовольствию бабушки.
Неточные совпадения
Столько лежит всяких дел, относительно
одной чистоты, починки, поправки… словом, наиумнейший человек пришел бы в затруднение, но, благодарение богу, все
идет благополучно.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть
одного из них впустите, то… Только увидите, что
идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович
идет!» А
один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему
один фрак станет, а на рынке спустит рублей за двадцать; а о брюках и говорить нечего — нипочем
идут.
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар
идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли вы, семь чертей и
одна ведьма вам в зубы, что…