Неточные совпадения
Несмотря на
то что время было сырое и пасмурное, он опустил оба окна кареты и заботливо начал высматривать направо и налево прохожих, тотчас принимая приличный и степенный вид, как только
замечал, что на него кто-нибудь смотрит.
Потом, опомнившись и смутно
заметив, что сделал две глупости разом, решился, нимало не медля, на третью,
то есть попробовал было принести оправдание, пробормотал кое-что, улыбаясь, покраснел, сконфузился, выразительно замолчал и, наконец, сел окончательно и уже не вставал более, а так только на всякий случай обеспечил себя
тем же самым вызывающим взглядом, который имел необычайную силу мысленно испепелять и разгромлять в прах всех врагов господина Голядкина.
Дело-то в
том, что он до сеней и до лестницы добраться умел, по
той причине, что, дескать, почему ж не добраться, что все добираются; но далее проникнуть не
смел, явно этого сделать не
смел… не потому, чтоб чего-нибудь не
смел, а так, потому что сам не хотел, потому что ему лучше хотелось быть втихомолочку.
Или нет; он уже никого не видал, ни на кого не глядел… а, двигаемый
тою же самой пружиной, посредством которой вскочил на чужой бал непрошеный, подался вперед, потом и еще вперед, и еще вперед; наткнулся мимоходом на какого-то советника, отдавил ему ногу; кстати уже наступил на платье одной почтенной старушки и немного порвал его, толкнул человека с подносом, толкнул и еще кой-кого и, не
заметив всего этого, или, лучше сказать,
заметив, но уж так, заодно, не глядя ни на кого, пробираясь все далее и далее вперед, вдруг очутился перед самой Кларой Олсуфьевной.
Сам хозяин явился в весьма недальнем расстоянии от господина Голядкина, и хотя по виду его нельзя было
заметить, что он тоже в свою очередь принимает прямое и непосредственное участие в обстоятельствах господина Голядкина, потому что все это делалось на деликатную ногу, но
тем не менее все это дало ясно почувствовать герою повести нашей, что минута для него настала решительная.
—
То есть вы не
замечали ли, Антон Антонович, чего-нибудь в нем особенного… слишком чего-нибудь выразительного?
— Да-с, не из здешних мест. А, и в самом деле, как же это чудно, — продолжал словоохотливый Антон Антонович, которому поболтать о чем-нибудь было истинным праздником, — действительно способно завлечь любопытство; и ведь как часто мимо пройдешь, заденешь, толкнешь его, а не
заметишь. Впрочем, вы не смущайтесь. Это бывает. Это, знаете ли — вот я вам расскажу,
то же самое случилось с моей тетушкой с матерней стороны; она тоже перед смертию себя вдвойне видела…
—
То есть как же-с! Да-с! Ну, нет, ничего; можете быть совершенно спокойны. Знаете, оно, конечно, разумеется, обстоятельство довольно разительное, и сначала… да вот я, например, сначала я и не
заметил почти. Не знаю, право, отчего не
заметил до
тех пор, покамест вы не напомнили. Но, впрочем, можете быть совершенно спокойны. Ничего особенного, ровно ничего не сказали, — прибавил добренький Антон Антонович, вставая со стула.
Если же как-нибудь, по ошибке, заходил мнением своим в контру господину Голядкину и потом
замечал, что сбился с дороги,
то тотчас же поправлял свою речь, объяснялся и давал немедленно знать, что он все разумеет точно таким же образом, как хозяин его, мыслит так же, как он, и смотрит на все совершенно такими же глазами, как и он.
Осмотревшись и
заметив, что находится именно возле
того ресторана, в котором отдыхал, приготовляясь к званому обеду у Олсуфия Ивановича, герой наш почувствовал вдруг щипки и щелчки по желудку, вспомнил, что не обедал, званого же обеда не предстояло нигде, и потому, дорогого своего времени не теряя, вбежал он вверх по лестнице в ресторан перехватить что-нибудь поскорее, и как можно торопясь не замешкать.
Впрочем, кого ни посади, все было бы
то же самое; а что я только знаю, так это
то, что он, Иван-то Семенович, был мне давно подозрителен, я про него давно
замечал: старикашка такой скверный, гадкий такой, — говорят, на проценты дает и жидовские проценты берет.
Между
тем господин Голядкин-младший, захватив из кареты толстый зеленый портфель и еще какие-то бумаги, приказав, наконец, что-то кучеру, отворил дверь, почти толкнув ею господина Голядкина-старшего, и, нарочно не
заметив его и, следовательно, действуя таким образом ему в пику, пустился скоробежкой вверх по департаментской лестнице.
Но каково же было изумление, исступление и бешенство, каков же был ужас и стыд господина Голядкина-старшего, когда неприятель и смертельный враг его, неблагородный господин Голядкин-младший,
заметив ошибку преследуемого, невинного и вероломно обманутого им человека, без всякого стыда, без чувств, без сострадания и совести, вдруг с нестерпимым нахальством и с грубостию вырвал свою руку из руки господина Голядкина-старшего; мало
того, — стряхнул свою руку, как будто замарал ее через
то в чем-то совсем нехорошем; мало
того, — плюнул на сторону, сопровождая все это самым оскорбительным жестом; мало
того, — вынул платок свой и тут же, самым бесчиннейшим образом, вытер им все пальцы свои, побывавшие на минутку в руке господина Голядкина-старшего.
Господин Голядкин не только не
замечал до сих пор этого последнего обстоятельства, но даже не
заметил и не помнил
того, каким образом он вдруг очутился в шинели, в калошах и держал свою шляпу в руках.
Замечая же, что господин Голядкин-старший вовсе не так глуп и вовсе не до
того лишен образованности и манер хорошего тона, чтоб сразу поверить ему, неблагородный человек решился переменить свою тактику и повести дела на открытую ногу.
Еще скажу, Яков Петрович, если так судить, если с благородной и высокой точки зрения на дело смотреть,
то смело скажу, без ложного стыда скажу, Яков Петрович, мне даже приятно будет открыть, что я заблуждался, мне даже приятно будет сознаться в
том.
— Действительно, Яков Петрович, немудрено схватить жабу-с… Яков Петрович! — произнес после кроткого молчания герой наш. — Яков Петрович! я вижу, что я заблуждался… Я с умилением вспоминаю о
тех счастливых минутах, которые удалось нам провести вместе под бедным, но,
смею сказать, радушным кровом моим…
Вскочив, наконец, он увидел, что куда-то приехали; дрожки стояли среди чьего-то двора, и герой наш с первого взгляда
заметил, что это двор
того самого дома, в котором квартирует Олсуфий Иванович.
В
то же самое мгновение
заметил он, что приятель его пробирается уже на крыльцо и, вероятно, к Олсуфью Ивановичу.
— Он подлый и развращенный человек, ваше превосходительство, — сказал наш герой, не помня себя, замирая от страха, и при всем
том смело и решительно указывая на недостойного близнеца своего, семенившего в это мгновение около его превосходительства, — так и так, дескать, а я на известное лицо намекаю.
Конечно, на дворе ходило много посторонних людей, форейторов, кучеров; к
тому же стучали колеса и фыркали лошади и т. д.; но все-таки место было удобное:
заметят ли, не
заметят ли, а теперь по крайней мере выгода
та, что дело происходит некоторым образом в тени и господина Голядкина не видит никто; сам же он мог видеть решительно все.
Герой наш прошел в другую комнату —
то же внимание везде; он глухо слышал, как целая толпа теснилась по следам его, как
замечали его каждый шаг, как втихомолку все между собою толковали о чем-то весьма занимательном, качали головами, говорили, судили, рядили и шептались.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и
того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Артемий Филиппович. Не
смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается с
тем, чтобы уйти.)