— Да, нет же, нет, Петруша! ты послушай, Петр: ведь я ничего, ведь я тебя не ругаю, что плутом называю. Ведь это я в утешение тебе говорю, в благородном смысле про это говорю. Ведь это значит, Петруша, польстить иному человеку, как сказать ему, что он петля этакая, продувной малой, что он малой не промах и никому надуть себя не позволит. Это любит иной человек… Ну, ну, ничего! ну, скажи же ты мне, Петруша, теперь, без
утайки, откровенно, как другу… ну, был ты у чиновника Вахрамеева, и адрес он дал тебе?
На другой день князь Голицын сам отправился к ней. Он увещевал пленницу рассказать всю правду, подавал ей надежду на помилование, если она раскроет все без
утайки и искренно раскается в преступных против императрицы замыслах. Она не отказалась ни от одного из данных прежде показаний и ни одного слова к ним не прибавила. Больше всего допытывался у ней фельдмаршал, от кого получила она копии с духовных завещаний Петра I, Екатерины I и Елизаветы Петровны.
— Простите!.. Я прошу милости… Снисхождения прошу, — забормотал Ардальон с какою-то мятущеюся тоскою в испуганных взорах. — Спьяну… по глупости-с… Если возможно, я готов чем угодно искупить мою вину… Все, чтó знаю, все, чтó мне только известно, я могу — как перед Богом — без
утайки… с полной откровенностью… Я раскаиваюсь… Простите, Бога ради!..