Неточные совпадения
И это
было действительно так, несмотря на некоторую, весьма даже значительную долю независимости
мысли, отвоеванную им в последнее время у обладавших им до сих пор «низших причин».
Он получил в ответ, что факт изменения и даже раздвоения
мыслей и ощущений по ночам во время бессонницы, и вообще по ночам,
есть факт всеобщий между людьми, «сильно мыслящими и сильно чувствующими», что убеждения всей жизни иногда внезапно менялись под меланхолическим влиянием ночи и бессонницы; вдруг ни с того ни с сего самые роковые решения предпринимались; но что, конечно, все до известной меры — и если, наконец, субъект уже слишком ощущает на себе эту раздвоимость, так что дело доходит до страдания, то бесспорно это признак, что уже образовалась болезнь; а стало
быть, надо немедленно что-нибудь предпринять.
И хоть не повторялось опять факта с учительшей, хоть не сажал он никого на деревяшку, но одна
мысль о том, что это непременно должно
было бы повториться, если б сошлись обстоятельства, почти убивала его… иногда. Не всегда же в самом деле страдать воспоминаниями; можно отдохнуть и погулять — в антрактах.
«Эти скверные
мысли ни на каком юге не прекратятся, если уж раз начались и если я хоть сколько-нибудь порядочный человек, а стало
быть, нечего и бежать от них, да и незачем».
«
Есть же, стало
быть, причины, по которым я так злюсь… ни с того ни с сего… при одном воспоминании…» Он не докончил своей
мысли.
Между прочими вскакивавшими в его голову
мыслями одна тоже больно уязвила его: он вдруг как бы убедился, что этот господин с крепом
был когда-то с ним знаком по-приятельски и теперь, встречая его, над ним смеется, потому что знает какой-нибудь его прежний большой секрет и видит его теперь в таком унизительном положении. Машинально подошел он к окну, чтоб отворить его и дохнуть ночным воздухом, и — и вдруг весь вздрогнул: ему показалось, что перед ним внезапно совершилось что-то неслыханное и необычайное.
— Какая Лиза? — пробормотал Вельчанинов, и что-то вдруг как бы дрогнуло в нем. Впечатление
было слишком внезапное. Давеча, войдя и увидев Лизу, он хоть и подивился, но не ощутил в себе решительно никакого предчувствия, никакой особенной
мысли.
Во взгляде ее
была та детская важность, когда дети, оставшись одни с незнакомым, уйдут в угол и оттуда важно и недоверчиво поглядывают на нового, никогда еще и не бывшего гостя; но
была, может
быть, и другая, как бы уж и не детская
мысль, — так показалось Вельчанинову.
Много мелькало в нем теперь
мыслей, но он не останавливался на них и упорно избегал подробностей: без подробностей все становилось ясно, все
было нерушимо.
В пять часов, когда уже он отправился обедать, вдруг, в первый раз, пришла ему в голову смешная
мысль: что ведь и в самом деле он, может
быть, только мешает дело делать, вмешиваясь сам в эту тяжбу, сам суетясь и толкаясь по присутственным местам и ловя своего адвоката, который стал от него прятаться.
Несмотря на веселость, он становился все рассеяннее и нетерпеливее: стал, наконец, задумчив; и хоть за многое цеплялась его беспокойная
мысль, в целом ничего не выходило из того, что ему
было нужно.
Он ждал долго, до половины первого, и тоска его возрастала все более и более. Павел Павлович не являлся. Наконец давно уж шевелившаяся
мысль о том, что тот не придет нарочно, единственно для того, чтобы выкинуть еще выходку по-вчерашнему, раздражила его вконец: «Он знает, что я от него завишу, и что
будет теперь с Лизой! И как я явлюсь к ней без него!»
Вообще он казался гораздо развязнее, чем вчера, и в то же время проглядывало, что он и робел еще больше вчерашнего. Наружный вид его
был особенно любопытен. Г-н Трусоцкий
был не только прилично, но и франтовски одет — в легком летнем пиджаке, в светлых брюках в обтяжку, в светлом жилете; перчатки, золотой лорнет, для чего-то вдруг появившийся, белье —
были безукоризненны; от него даже пахло духами. Во всей фигуре его
было что-то и смешное и в то же время наводившее на какую-то странную и неприятную
мысль.
Но Вельчанинов все еще отказывался, и тем упорнее, что ощущал в себе одну какую-то тяжелую, злобную
мысль. Эта злая
мысль уже давно зашевелилась в нем, с самого начала, как только Павел Павлович возвестил о невесте: простое ли это
было любопытство, или какое-то совершенно еще неясное влечение, но его тянуло — согласиться. И чем больше тянуло, тем более он оборонялся. Он сидел, облокотясь на руку, и раздумывал. Павел Павлович юлил около него и упрашивал.
— Нет, я вашего решения желаю-с, как бы вы поступили сами, то
есть если бы имели креп-с? Моя собственная
мысль была, что если сохранить, так это на постоянство чувств-с укажет-с, а стало
быть, лестно отрекомендует.
«А Лиза?» — подумал Вельчанинов и тотчас же бросил об этом думать, как бы испугавшись какого-то кощунства. И вдруг ему показалось, что он сам так мелок, так ничтожен в эту минуту; показалось, что
мысль, его соблазнявшая, — такая маленькая, такая скверненькая
мысль… и во что бы то ни стало захотелось ему опять все бросить и хоть сейчас выйти из коляски, даже если б надо
было для этого прибить Павла Павловича. Но тот заговорил, и соблазн опять охватил его сердце.
Бесспорно, Надя
была лучше всех сестер — маленькая брюнетка, с видом дикарки и с смелостью нигилистки; вороватый бесенок с огненными глазками, с прелестной улыбкой, хотя часто и злой, с удивительными губками и зубками, тоненькая, стройненькая, с зачинавшеюся
мыслью в горячем выражении лица, в то же время почти совсем еще детского.
В саду под конец Вельчанинов совершенно уже успел сойтись с Надей; она уже не выглядывала, как давеча, исподлобья и отложила, кажется,
мысль его осматривать подробнее, а хохотала, прыгала, взвизгивала и раза два даже схватила его за руку; она
была счастлива ужасно, на Павла же Павловича продолжала не обращать ни малейшего внимания, как бы не замечая его.
«И я мог так унизиться… оторваться от всего!» — начал
было он упрекать себя, но поспешно прервал свои
мысли. Да и унизительно показалось ему плакаться; гораздо приятнее
было на кого-нибудь поскорей рассердиться.
— Эффект-с… Я, вот видите ли, Алексей Иванович, всего только неделю как… там ищу-с (он конфузился все более и более). Вчера встретил вас и подумал: «Я ведь никогда еще ее не видал в постороннем, так сказать, обществе-с, то
есть мужском-с, кроме моего-с…» Глупая мысль-с, сам теперь чувствую; излишняя-с. Слишком уж захотелось-с, от скверного моего характера-с… — Он вдруг поднял голову и покраснел.
Какая
мысль направила его первое движение и
была ли у него в то мгновение хоть какая-нибудь
мысль, — но как будто кто-то подсказал ему, что надо делать: он схватился с постели, бросился с простертыми вперед руками, как бы обороняясь и останавливая нападение, прямо в ту сторону, где спал Павел Павлович.
Он попытался
было сообразить происшествие, но
мысли его еще плохо вязались; толчок
был слишком силен.
Мысль посетить Погорельцевых продолжала
быть ему неприятною, и он не думал о них, да и не мог он ехать на дачу: он как бы все чего-то ожидал здесь в городе.
Да! должен же
был, обязан же
был, наконец, этот «вечный муж» хоть когда-нибудь да наказать себя за все окончательно, и чтоб наказать себя, он и схватился за бритву, — правда, нечаянно, но все-таки схватился! «Все-таки пырнул же ножом, все-таки ведь кончил же тем, что пырнул, в присутствии губернатора!» А кстати,
была ли у него хоть какая-нибудь
мысль в этом роде, когда он мне рассказывал свой анекдот про шафера?
— Фу, черт, какой, однако же, у вас смешной оборот
мыслей! Совсем-таки не повесился (почему повесился?). Напротив — уехал. Я только что сейчас его в вагон посадил и отправил. Фу, как он
пьет, я вам скажу! Мы три бутылки
выпили, Предпосылов тоже, — но как он
пьет, как он
пьет! Песни
пел в вагоне, об вас вспоминал, ручкой делал, кланяться вам велел. А подлец он, как вы думаете, — а?
«Как бы там ни трещало у них общественное здание и что бы они там ни трубили, — думал он иногда, приглядываясь и прислушиваясь ко всему чудесному и невероятному, совершающемуся кругом него и по всей России, — во что бы там ни перерождались люди и
мысли, у меня все-таки всегда
будет хоть этот тонкий и вкусный обед, за который я теперь сажусь, а стало
быть, я ко всему приготовлен».