— А вы и не знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно улыбнувшись. — А что, коль не скажу? От кого тогда узнать? Знали ведь о знаках-то покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще небо знало, да оно ведь вам не скажет. А фактик-то любопытный,
черт знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь, господа, открою, глупости у вас на уме. Не знаете вы, с кем имеете дело! Вы имеете дело с таким подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я рыцарь чести, а вы — нет!
Неточные совпадения
— Его карточку видел. Хоть не
чертами лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший второй экземпляр фон Зона. Я это всегда по одной только физиономии
узнаю.
«
Черт его
знает, а ну как обманывает!» — остановился в раздумье Миусов, следя недоумевающим взглядом за удалявшимся шутом. Тот обернулся и, заметив, что Петр Александрович за ним следит, послал ему рукою поцелуй.
Все это я потом
узнал до
черты.
— Видишь, я вот
знаю, что он и меня терпеть не может, равно как и всех, и тебя точно так же, хотя тебе и кажется, что он тебя «уважать вздумал». Алешку подавно, Алешку он презирает. Да не украдет он, вот что, не сплетник он, молчит, из дому сору не вынесет, кулебяки славно печет, да к тому же ко всему и
черт с ним, по правде-то, так стоит ли об нем говорить?
— Да
черт вас дери всех и каждого! — завопил он вдруг, — и зачем я,
черт, с тобою связался!
Знать я тебя не хочу больше отселева. Пошел один, вон твоя дорога!
— Помирились. Сцепились — и помирились. В одном месте. Разошлись приятельски. Один дурак… он мне простил… теперь уж наверно простил… Если бы встал, так не простил бы, — подмигнул вдруг Митя, — только
знаете, к
черту его, слышите, Петр Ильич, к
черту, не надо! В сию минуту не хочу! — решительно отрезал Митя.
В сквернейшем расположении духа направился он прямо к себе домой и вдруг вспомнил про Феню: «Э,
черт, вот бы давеча расспросить ее, — подумал он в досаде, — все бы и
знал».
— По-моему, господа, по-моему, вот как было, — тихо заговорил он, — слезы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение — не
знаю, но
черт был побежден. Я бросился от окна и побежал к забору… Отец испугался и в первый раз тут меня рассмотрел, вскрикнул и отскочил от окна — я это очень помню. А я через сад к забору… вот тут-то и настиг меня Григорий, когда уже я сидел на заборе…
— Ну,
черт… к поверженному соскочил… Не
знаю для чего!
— Каких таких подозрений? Подозревай — хоть нет, все равно, я бы сюда ускакал и в пять часов застрелился, и ничего бы не успели сделать. Ведь если бы не случай с отцом, ведь вы бы ничего не
узнали и сюда не прибыли. О, это
черт сделал,
черт отца убил, через
черта и вы так скоро
узнали! Как сюда-то так скоро поспели? Диво, фантазия!
— Э,
черт… какие глупости… я не
знаю, где они.
— Да на площади же, вообще на площади!
Черт ее
знает где на площади. Да для чего вам это?
—
Черт ее
знает из чего. Постойте… Я, кажется, ни от чего не отрывал. Она была коленкоровая… Я, кажется, в хозяйкин чепчик зашил.
Главное,
знал меру, умел при случае сдержать себя самого, а в отношениях к начальству никогда не переступал некоторой последней и заветной
черты, за которою уже проступок не может быть терпим, обращаясь в беспорядок, бунт и в беззаконие.
— Ну и
черт с тобой после этого! — отрезал вдруг Коля и, круто повернув направо, быстро зашагал своею дорогой, как будто и говорить презирая с таким олухом, который Сабанеева даже не
знает.
— Да зачем он спрашивал, спрашивал-то он зачем, люди добрые? — восклицал он уже почти в отчаянии, — «Сабанеева
знаешь?» А
черт его
знает, какой он есть таков Сабанеев!
И признаюсь, эта
черта в вашем характере, которую я
узнал понаслышке, всего более заинтересовала меня.
Но клянусь вам, я торопился выставить не от тщеславия, а так, не
знаю отчего, от радости, ей-богу как будто от радости… хотя это глубоко постыдная
черта, когда человек всем лезет на шею от радости.
— Ракитин
знает. Много
знает Ракитин,
черт его дери! В монахи не пойдет. В Петербург собирается. Там, говорит, в отделение критики, но с благородством направления. Что ж, может пользу принесть и карьеру устроить. Ух, карьеру они мастера!
Черт с эфикой! Я-то пропал, Алексей, я-то, Божий ты человек! Я тебя больше всех люблю. Сотрясается у меня сердце на тебя, вот что. Какой там был Карл Бернар?
— Ну и
черт его дери, и я не
знаю, — обругался Митя. — Подлец какой-нибудь, всего вероятнее, да и все подлецы. А Ракитин пролезет, Ракитин в щелку пролезет, тоже Бернар. Ух, Бернары! Много их расплодилось!
А
знать, что есть солнце, — это уже вся жизнь, Алеша, херувим ты мой, меня убивают разные философии,
черт их дери!
—
Знаю.
Черт меня дери за характер. Приревновал! Отпуская раскаялся, целовал ее. Прощенья не попросил.
— Не про него, к
черту изверга! — исступленно завопил Иван. — Разве ты
знаешь, что он ко мне ходит? Как ты
узнал, говори!
— Ясные паны! — произнес жид. — Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда. Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. — Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то
черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А
черт его
знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и того еще хуже.
Хлестаков.
Черт его
знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь…
черт его
знает, не
знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Что это за скверный город! только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор —
черт их
знает откудова и нанесут всякой дряни!
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят!..
Знаете ли вы, семь
чертей и одна ведьма вам в зубы, что…