— Правда, — говорит, но усмехнулся горько. — Да, в этих книгах, — говорит, помолчав, —
ужас что такое встретишь. Под нос-то их легко совать. И кто это их писал, неужели люди?
Неточные совпадения
— О, не то счастливо,
что я вас покидаю, уж разумеется нет, — как бы поправилась она вдруг с милою светскою улыбкой, —
такой друг, как вы, не может этого подумать; я слишком, напротив, несчастна,
что вас лишусь (она вдруг стремительно бросилась к Ивану Федоровичу и, схватив его за обе руки, с горячим чувством пожала их); но вот
что счастливо, это то,
что вы сами, лично, в состоянии будете передать теперь в Москве, тетушке и Агаше, все мое положение, весь теперешний
ужас мой, в полной откровенности с Агашей и щадя милую тетушку,
так, как сами сумеете это сделать.
Я сейчас здесь сидел и знаешь
что говорил себе: не веруй я в жизнь, разуверься я в дорогой женщине, разуверься в порядке вещей, убедись даже,
что всё, напротив, беспорядочный, проклятый и, может быть, бесовский хаос, порази меня хоть все
ужасы человеческого разочарования — а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь не осилю!
Начался Великий пост, а Маркел не хочет поститься, бранится и над этим смеется: «Все это бредни, говорит, и нет никакого и Бога», —
так что в
ужас привел и мать и прислугу, да и меня малого, ибо хотя был я и девяти лет всего, но, услышав слова сии, испугался очень и я.
Он был именно
такого свойства ревнивец,
что в разлуке с любимою женщиной тотчас же навыдумывал бог знает каких
ужасов о том,
что с нею делается и как она ему там «изменяет», но, прибежав к ней опять, потрясенный, убитый, уверенный уже безвозвратно,
что она успела-таки ему изменить, с первого же взгляда на ее лицо, на смеющееся, веселое и ласковое лицо этой женщины, — тотчас же возрождался духом, тотчас же терял всякое подозрение и с радостным стыдом бранил себя сам за ревность.
А потому и удивляет меня слишком,
что вы придавали до сих пор, то есть до самой настоящей минуты,
такую необычайную тайну этим отложенным, по вашим словам, полутора тысячам, сопрягая с вашею тайной этою какой-то даже
ужас…
— Сумасшедший! — завопил он и, быстро вскочив с места, откачнулся назад,
так что стукнулся спиной об стену и как будто прилип к стене, весь вытянувшись в нитку. Он в безумном
ужасе смотрел на Смердякова. Тот, нимало не смутившись его испугом, все еще копался в чулке, как будто все силясь пальцами что-то в нем ухватить и вытащить. Наконец ухватил и стал тащить. Иван Федорович видел,
что это были какие-то бумаги или какая-то пачка бумаг. Смердяков вытащил ее и положил на стол.
В том и
ужас наш,
что такие мрачные дела почти перестали для нас быть ужасными!
Неточные совпадения
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того,
что так ясно было на нем написано, и против воли своей с
ужасом читал на нем то,
чего он не хотел знать.
«Да, может быть, и это неприятно ей было, когда я подала ему плед. Всё это
так просто, но он
так неловко это принял,
так долго благодарил,
что и мне стало неловко. И потом этот портрет мой, который он
так хорошо сделал. А главное — этот взгляд, смущенный и нежный! Да, да, это
так! — с
ужасом повторила себе Кити. — Нет, это не может, не должно быть! Он
так жалок!» говорила она себе вслед за этим.
Что?
Что такое страшное я видел во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше ничего не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это было
так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и
ужас пробежал холодом по его спине.
И
такой ужас нашел на нее,
что она долго не могла понять, где она, и долго не могла дрожащими руками найти спички и зажечь другую свечу вместо той, которая догорела и потухла.
— Вот и я, — сказал князь. — Я жил за границей, читал газеты и, признаюсь, еще до Болгарских
ужасов никак не понимал, почему все Русские
так вдруг полюбили братьев Славян, а я никакой к ним любви не чувствую? Я очень огорчался, думал,
что я урод или
что так Карлсбад на меня действует. Но, приехав сюда, я успокоился, я вижу,
что и кроме меня есть люди, интересующиеся только Россией, а не братьями Славянами. Вот и Константин.