Неточные совпадения
— Чего гонитесь за ним! Он вас и впрямь там
убьет! — гневно крикнул на
отца Иван Федорович.
— Ничего, брат… я так с испугу. Ах, Дмитрий! Давеча эта кровь
отца… — Алеша заплакал, ему давно хотелось заплакать, теперь у него вдруг как бы что-то порвалось в душе. — Ты чуть не
убил его… проклял его… и вот теперь… сейчас… ты шутишь шутки… «кошелек или жизнь»!
— Слушай, я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято
отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков
отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем
убить — все при свидетелях-с. Я бы, если бы захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
Я бы на дуэли из пистолета того
убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без
отца от Смердящей произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали, отсюда благодаря Григорию Васильевичу переползло-с.
— Вздор! — крикнул Иван Федорович почти в исступлении. — Дмитрий не пойдет грабить деньги, да еще
убивать при этом
отца. Он мог вчера
убить его за Грушеньку, как исступленный злобный дурак, но грабить не пойдет!
— Боже! Это он старика
отца своего
убил! — вскричала она, всплеснув руками. — Никаких я ему денег не давала, никаких! О, бегите, бегите!.. Не говорите больше ни слова! Спасайте старика, бегите к
отцу его, бегите!
То есть, если он
убил теперь не меня, а только
отца своего, то, наверное, потому, что тут видимый перст Божий, меня охранявший, да и сверх того, сам он постыдился
убить, потому что я ему сама, здесь, на этом месте, надела на шею образок с мощей Варвары-великомученицы…
Григорий же лепетал тихо и бессвязно: «
Убил…
отца убил… чего кричишь, дура… беги, зови…» Но Марфа Игнатьевна не унималась и все кричала и вдруг, завидев, что у барина отворено окно и в окне свет, побежала к нему и начала звать Федора Павловича.
— Не повинен! В этой крови не повинен! В крови
отца моего не повинен… Хотел
убить, но не повинен! Не я!
— Мы слышали эту легенду. Но ведь вот и вы же сын
отца вашего, а ведь говорили же всем сами же вы, что хотели
убить его.
— Ну, в таком случае
отца черт
убил! — сорвалось вдруг у Мити, как будто он даже до сей минуты спрашивал все себя: «Смердяков или не Смердяков?»
— Каких таких подозрений? Подозревай — хоть нет, все равно, я бы сюда ускакал и в пять часов застрелился, и ничего бы не успели сделать. Ведь если бы не случай с
отцом, ведь вы бы ничего не узнали и сюда не прибыли. О, это черт сделал, черт
отца убил, через черта и вы так скоро узнали! Как сюда-то так скоро поспели? Диво, фантазия!
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление
отца, если б я его
убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
Тот, который отпер к
отцу дверь и вошел этою дверью, тот и
убил его, тот и обокрал.
Верите ли, он, больной, в слезах, три раза при мне уж повторял
отцу: «Это оттого я болен, папа, что я Жучку тогда
убил, это меня Бог наказал», — не собьешь его с этой мысли!
Ах, не потому лучше, что сын
отца убил, я не хвалю, дети, напротив, должны почитать родителей, а только все-таки лучше, если это он, потому что вам тогда и плакать нечего, так как он
убил, себя не помня или, лучше сказать, все помня, но не зная, как это с ним сделалось.
— Я хочу себя разрушать. Тут есть один мальчик, он под рельсами пролежал, когда над ним вагоны ехали. Счастливец! Послушайте, теперь вашего брата судят за то, что он
отца убил, и все любят, что он
отца убил.
— Оно, впрочем, так и было, тут и угадывать было нечего. Но не подумалось ли тебе тогда и то, что я именно желаю, чтоб «один гад съел другую гадину», то есть чтоб именно Дмитрий
отца убил, да еще поскорее… и что и сам я поспособствовать даже не прочь?
— Так ты, подлец, подумал тогда, что я заодно с Дмитрием хочу
отца убить?
Р. S. Проклятие пишу, а тебя обожаю! Слышу в груди моей. Осталась струна и звенит. Лучше сердце пополам!
Убью себя, а сначала все-таки пса. Вырву у него три и брошу тебе. Хоть подлец пред тобой, а не вор! Жди трех тысяч. У пса под тюфяком, розовая ленточка. Не я вор, а вора моего
убью. Катя, не гляди презрительно: Димитрий не вор, а убийца!
Отца убил и себя погубил, чтобы стоять и гордости твоей не выносить. И тебя не любить.
После того как Григорий описал сцену за столом, когда ворвался Дмитрий Федорович и избил
отца, угрожая воротиться
убить его, — мрачное впечатление пронеслось по зале, тем более что старый слуга рассказывал спокойно, без лишних слов, своеобразным языком, а вышло страшно красноречиво.
Но он с негодованием отверг даже предположение о том, что брат мог
убить с целью грабежа, хотя и сознался, что эти три тысячи обратились в уме Мити в какую-то почти манию, что он считал их за недоданное ему, обманом
отца, наследство и что, будучи вовсе некорыстолюбивым, даже не мог заговорить об этих трех тысячах без исступления и бешенства.
— Говорил ли вам по крайней мере брат ваш, что намерен
убить своего
отца? — спросил прокурор. — Вы можете не отвечать, если найдете это нужным, — прибавил он.
— Он говорил мне раз о своей личной ненависти к
отцу и что боится, что… в крайнюю минуту… в минуту омерзения… может быть, и мог бы
убить его.
Но начал спрашивать и Фетюкович. На вопрос о том: когда именно подсудимый говорил ему, Алеше, о своей ненависти к
отцу и о том, что он мог бы
убить его, и что слышал ли он это от него, например, при последнем свидании пред катастрофой, Алеша, отвечая, вдруг как бы вздрогнул, как бы нечто только теперь припомнив и сообразив...
— Я чувств моих тогдашних не помню, — ответила Грушенька, — все тогда закричали, что он
отца убил, я и почувствовала, что это я виновата и что из-за меня он
убил. А как он сказал, что неповинен, я ему тотчас поверила, и теперь верю, и всегда буду верить: не таков человек, чтобы солгал.
Однажды он пришел ко мне и говорит: если
убил не брат, а Смердяков (потому что эту басню пустили здесь все, что
убил Смердяков), то, может быть, виновен и я, потому что Смердяков знал, что я не люблю
отца, и, может быть, думал, что я желаю смерти
отца.
Он выставит его только, может быть, завтра или даже через несколько дней, приискав момент, в который сам же крикнет нам: «Видите, я сам отрицал Смердякова больше, чем вы, вы сами это помните, но теперь и я убедился: это он
убил, и как же не он!» А пока он впадает с нами в мрачное и раздражительное отрицание, нетерпение и гнев подсказывают ему, однако, самое неумелое и неправдоподобное объяснение о том, как он глядел
отцу в окно и как он почтительно отошел от окна.
Он мог ворваться, пробежать по комнатам, мог оттолкнуть
отца, мог даже ударить
отца, но, удостоверившись, что Светловой нет у него, убежал, радуясь, что ее нет и что убежал,
отца не
убив.
Только что открылось, что она его любит, зовет с собою, сулит ему новое счастье, — о, клянусь, он должен был тогда почувствовать двойную, тройную потребность
убить себя и
убил бы себя непременно, если бы сзади его лежал труп
отца!
Он бы
убил себя, это наверно; он не
убил себя именно потому, что «мать замолила о нем», и сердце его было неповинно в крови
отца.
А вот труп-то
отца, укажут нам тотчас же снова: он выбежал, он не
убил, ну так кто же
убил старика?
О,
убить такого
отца — да это невозможно и помыслить!
Не будь этого рокового песта в руках его, и он бы только избил
отца, может быть, но не
убил бы его.
Но как Богу исповедуясь, и вам говорю: „В крови
отца моего — нет, не виновен!“ В последний раз повторяю: „Не я
убил“.
— Стыдно, позорно было бы не оправдать! — восклицал чиновник. — Пусть он
убил, но ведь
отец и
отец! И наконец, он был в таком исступлении… Он действительно мог только махнуть пестом, и тот повалился. Плохо только, что лакея тут притянули. Это просто смешной эпизод. Я бы на месте защитника так прямо и сказал:
убил, но не виновен, вот и черт с вами!
— Невинен ваш брат или виновен? Он
отца убил или лакей? Как скажете, так и будет. Я четыре ночи не спал от этой идеи.