Неточные совпадения
Когда ему выдавали карманные деньги, которых он сам никогда не просил,
то он или по целым неделям не знал, что с ними
делать, или ужасно их не берег, мигом они у него исчезали.
— Сами давно знаете, что надо
делать, ума в вас довольно: не предавайтесь пьянству и словесному невоздержанию, не предавайтесь сладострастию, а особенно обожанию денег, да закройте ваши питейные дома, если не можете всех,
то хоть два или три. А главное, самое главное — не лгите.
И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки
сделал гору, — знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а
тем самым доходит и до вражды истинной…
— У ней к вам, Алексей Федорович, поручение… Как ваше здоровье, — продолжала маменька, обращаясь вдруг к Алеше и протягивая к нему свою прелестно гантированную ручку. Старец оглянулся и вдруг внимательно посмотрел на Алешу.
Тот приблизился к Лизе и, как-то странно и неловко усмехаясь, протянул и ей руку. Lise
сделала важную физиономию.
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым,
то ничем и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как
сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив,
тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
— И
то уж много и хорошо, что ум ваш мечтает об этом, а не о чем ином. Нет-нет да невзначай и в самом деле
сделаете какое-нибудь доброе дело.
— В Париже, уже несколько лет
тому, вскоре после декабрьского переворота, мне пришлось однажды,
делая по знакомству визит одному очень-очень важному и управляющему тогда лицу, повстречать у него одного прелюбопытнейшего господина.
— Отрезав это, Дмитрий Федорович еще раз поклонился, затем, вдруг обернувшись в сторону своего «батюшки»,
сделал и
тому такой же почтительный и глубокий поклон.
—
Сделайте одолжение, почтенный отец, засвидетельствуйте все мое глубокое уважение отцу игумену и извините меня лично, Миусова, пред его высокопреподобием в
том, что по встретившимся внезапно непредвиденным обстоятельствам ни за что не могу иметь честь принять участие в его трапезе, несмотря на все искреннейшее желание мое, — раздражительно проговорил монаху Петр Александрович.
Ведь это он только из-за нее одной в келье сейчас скандал такой
сделал, за
то только, что Миусов ее беспутною тварью назвать осмелился.
«За что вы такого-то так ненавидите?» И он ответил тогда, в припадке своего шутовского бесстыдства: «А вот за что: он, правда, мне ничего не
сделал, но зато я
сделал ему одну бессовестнейшую пакость, и только что
сделал, тотчас же за
то и возненавидел его».
Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и пред
тем, улетая или погибая, приходит к другому и говорит:
сделай мне
то и
то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить лишь на смертном одре, —
то неужели же
тот не исполнит… если друг, если брат?
Думала, бедняжка, что я завтра за ней приеду и предложение
сделаю (меня ведь, главное, за жениха ценили); а я с ней после
того ни слова, пять месяцев ни полслова.
Тот съездит на ярмарку,
сделает какой надо ему там оборот и возвращает тотчас подполковнику деньги в целости, а с
тем вместе привозит с ярмарки гостинцу, а с гостинцами и процентики.
Но знай, что бы я ни
сделал прежде, теперь или впереди, — ничто, ничто не может сравниться в подлости с
тем бесчестием, которое именно теперь, именно в эту минуту ношу вот здесь на груди моей, вот тут, тут, которое действует и совершается и которое я полный хозяин остановить, могу остановить или совершить, заметь это себе!
Вот я написала вам любовное письмо, Боже мой, что я
сделала! Алеша, не презирайте меня, и если я что
сделала очень дурное и вас огорчила,
то извините меня. Теперь тайна моей, погибшей навеки может быть, репутации в ваших руках.
— Засади я его, подлеца, она услышит, что я его засадил, и тотчас к нему побежит. А услышит если сегодня, что
тот меня до полусмерти, слабого старика, избил, так, пожалуй, бросит его, да ко мне придет навестить… Вот ведь мы какими характерами одарены — только чтобы насупротив
делать. Я ее насквозь знаю! А что, коньячку не выпьешь? Возьми-ка кофейку холодненького, да я тебе и прилью четверть рюмочки, хорошо это, брат, для вкуса.
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без
того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а
то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня
делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
— Монах в гарнитуровых штанах! — крикнул мальчик, все
тем же злобным и вызывающим взглядом следя за Алешей, да кстати и став в позу, рассчитывая, что Алеша непременно бросится на него теперь, но Алеша повернулся, поглядел на него и пошел прочь. Но не успел он
сделать и трех шагов, как в спину его больно ударился пущенный мальчиком самый большой булыжник, который только был у него в кармане.
— Да ведь не могла же я знать, что он придет с укушенным пальцем, а
то, может быть, вправду нарочно бы
сделала. Ангел мама, вы начинаете говорить чрезвычайно остроумные вещи.
— О, не
то счастливо, что я вас покидаю, уж разумеется нет, — как бы поправилась она вдруг с милою светскою улыбкой, — такой друг, как вы, не может этого подумать; я слишком, напротив, несчастна, что вас лишусь (она вдруг стремительно бросилась к Ивану Федоровичу и, схватив его за обе руки, с горячим чувством пожала их); но вот что счастливо, это
то, что вы сами, лично, в состоянии будете передать теперь в Москве, тетушке и Агаше, все мое положение, весь теперешний ужас мой, в полной откровенности с Агашей и щадя милую тетушку, так, как сами сумеете это
сделать.
Я бросила взгляд на вас…
то есть я думала — я не знаю, я как-то путаюсь, — видите, я хотела вас просить, Алексей Федорович, добрейший мой Алексей Федорович, сходить к нему, отыскать предлог, войти к ним,
то есть к этому штабс-капитану, — о Боже! как я сбиваюсь — и деликатно, осторожно — именно как только вы один сумеете
сделать (Алеша вдруг покраснел) — суметь отдать ему это вспоможение, вот, двести рублей.
Таким образом, увлекшись посторонними соображениями, он развлекся и решил не «думать» о сейчас наделанной им «беде», не мучить себя раскаянием, а
делать дело, а там что будет,
то и выйдет.
Вопрос о «недрах» задал он как бы весь дрожа, выпучив глаза и подскочив к Алеше до
того в упор, что
тот машинально
сделал шаг назад.
Весь
тот день мало со мной говорил, совсем молчал даже, только заметил я: глядит, глядит на меня из угла, а все больше к окну припадает и
делает вид, будто бы уроки учит, а я вижу, что не уроки у него на уме.
Если б обрадовался, да не очень, не показал этого, фасоны бы стал
делать, как другие, принимая деньги, кривляться, ну тогда бы еще мог снести и принять, а
то он уж слишком правдиво обрадовался, а это-то и обидно.
Это именно вот в таком виде он должен был все это унижение почувствовать, а тут как раз я эту ошибку
сделал, очень важную: я вдруг и скажи ему, что если денег у него недостанет на переезд в другой город,
то ему еще дадут, и даже я сам ему дам из моих денег сколько угодно.
— С большою охотой, Lise, и непременно, только не в самом главном. В самом главном, если вы будете со мной несогласны,
то я все-таки
сделаю, как мне долг велит.
И не
то странно, не
то было бы дивно, что Бог в самом деле существует, но
то дивно, что такая мысль — мысль о необходимости Бога — могла залезть в голову такому дикому и злому животному, как человек, до
того она свята, до
того она трогательна, до
того премудра и до
того она
делает честь человеку.
Пусть ты невиновен, что не знал совсем Господа, когда завидовал корму свиней и когда тебя били за
то, что ты крал у них корм (что ты
делал очень нехорошо, ибо красть не позволено), — но ты пролил кровь и должен умереть».
Но это
сделали мы, а
того ль ты желал, такой ли свободы?»
Он именно ставит в заслугу себе и своим, что наконец-то они побороли свободу и
сделали так для
того, чтобы
сделать людей счастливыми.
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы
сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с
тем, чтобы в
то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения башни, что не для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны, для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с
тем чтобы
сделать их счастливыми.
— Если бы я даже эту самую штуку и мог-с,
то есть чтобы притвориться-с, и так как ее
сделать совсем нетрудно опытному человеку,
то и тут я в полном праве моем это средство употребить для спасения жизни моей от смерти; ибо когда я в болезни лежу,
то хотя бы Аграфена Александровна пришла к ихнему родителю, не могут они тогда с больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
И даже если б и попробовали что передать,
то было бы очень мудрено это
сделать, потому что были не мысли, а было что-то очень неопределенное, а главное — слишком взволнованное.
К самому же Федору Павловичу он не чувствовал в
те минуты никакой даже ненависти, а лишь любопытствовал почему-то изо всех сил: как он там внизу ходит, что он примерно там у себя теперь должен
делать, предугадывал и соображал, как он должен был там внизу заглядывать в темные окна и вдруг останавливаться среди комнаты и ждать, ждать — не стучит ли кто.
И умилился юноша на
то, что отошел, вреда не
сделав, и что и с ним Христос.
Себялюбие, однако же, помешало мне
сделать предложение руки в
то время: тяжело и страшно показалось расстаться с соблазнами развратной, холостой и вольной жизни в таких юных летах, имея вдобавок и деньги.
«Любезнейшие мои, — говорю я, — друзья и товарищи, не беспокойтесь, чтоб я в отставку подал, потому что это я уже и
сделал, я уже подал, сегодня же в канцелярии, утром, и когда получу отставку, тогда тотчас же в монастырь пойду, для
того и в отставку подаю».
Был он в городе нашем на службе уже давно, место занимал видное, человек был уважаемый всеми, богатый, славился благотворительностью, пожертвовал значительный капитал на богадельню и на сиротский дом и много, кроме
того,
делал благодеяний тайно, без огласки, что все потом по смерти его и обнаружилось.
Затем с адским и с преступнейшим расчетом устроил так, чтобы подумали на слуг: не побрезгал взять ее кошелек, отворил ключами, которые вынул из-под подушки, ее комод и захватил из него некоторые вещи, именно так, как бы
сделал невежа слуга,
то есть ценные бумаги оставил, а взял одни деньги, взял несколько золотых вещей покрупнее, а драгоценнейшими в десять раз, но малыми вещами пренебрег.
Друг, да ведь это и вправду так, ибо чуть только
сделаешь себя за все и за всех ответчиком искренно,
то тотчас же увидишь, что оно так и есть в самом деле и что ты-то и есть за всех и за вся виноват.
— Шампанское принесли! — прокричал Ракитин, — возбуждена ты, Аграфена Александровна, и вне себя. Бокал выпьешь, танцевать пойдешь. Э-эх; и
того не сумели
сделать, — прибавил он, разглядывая шампанское. — В кухне старуха разлила, и бутылку без пробки принесли, и теплое. Ну давай хоть так.
Думаешь, не
сделаю я
того, Ракитка, не посмею
сделать?
Сделаю,
сделаю, сейчас могу
сделать, не раздражайте только меня… а
того прогоню,
тому шиш покажу,
тому меня не видать!
Услышав про это обстоятельство, батюшка тотчас же этот разговор замял, хотя и хорошо бы
сделал, если бы разъяснил тогда же Дмитрию Федоровичу догадку свою: что если сам Самсонов послал его к этому мужичку как к Лягавому,
то не
сделал ли сего почему-либо на смех и что нет ли чего тут неладного?
«Он пьян, — решил Митя, — но что же мне
делать, Господи, что же мне
делать!» И вдруг в страшном нетерпении принялся дергать спящего за руки, за ноги, раскачивать его за голову, приподымать и садить на лавку и все-таки после весьма долгих усилий добился лишь
того, что
тот начал нелепо мычать и крепко, хотя и неясно выговаривая, ругаться.
— Як сен поважашь
то робиць, пане! (Как вы смеете это
делать!) — рявкнул на Калганова и пан Врублевский.
Но вас они должны ценить, вас должны наконец понять, и все, что я бы могла для вас
сделать,
то поверьте…