Неточные совпадения
Если б я убил тебя,
то все равно бы погиб за это
убийство, хотя бы и не объявил о прежнем преступлении.
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы
того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и
убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно в него заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих, в каком он был состоянии духа, в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с
тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова в
убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Не для
того ли, чтобы, замыслив
убийство, обратить на себя случившимся припадком заранее и поскорее внимание в доме?
Будь хоть тень, хоть подозрение на кого другого, на какое-нибудь шестое лицо,
то я убежден, что даже сам подсудимый постыдился бы показать тогда на Смердякова, а показал бы на это шестое лицо, ибо обвинять Смердякова в этом
убийстве есть совершенный абсурд.
Но, не имея ни тени мотивов к
убийству из таких, какие имел подсудимый,
то есть ненависти, ревности и проч., и проч., Смердяков, без сомнения, мог убить только лишь из-за денег, чтобы присвоить себе именно эти три тысячи, которые сам же видел, как барин его укладывал в пакет.
И вот, замыслив
убийство, он заранее сообщает другому лицу — и к
тому же в высочайшей степени заинтересованному лицу, именно подсудимому, — все обстоятельства о деньгах и знаках: где лежит пакет, что именно на пакете написано, чем он обернут, а главное, главное сообщает про эти «знаки», которыми к барину можно пройти.
Напротив, повторяю это, если б он промолчал хоть только об деньгах, а потом убил и присвоил эти деньги себе,
то никто бы никогда в целом мире не мог обвинить его по крайней мере в
убийстве для грабежа, ибо денег этих ведь никто, кроме него, не видал, никто не знал, что они существуют в доме.
А ведь если существует хотя бы даже только возможность такого предположения,
то как же можно столь настойчиво и столь твердо обвинять подсудимого, что
убийство совершено им для грабежа и что действительно существовал грабеж?
Кроме
того, воротившийся после
убийства в лавку приказчик сообщил полиции не только об украденной сумме, но и из каких именно денег она состояла,
то есть сколько было кредиток радужных, сколько синих, сколько красных, сколько золотых монет и каких именно, и вот на арестованном убийце именно такие же деньги и монеты и найдены.
А я отвечу на это, что уж если замыслил такое
убийство, да еще по плану, по написанному,
то уж наверно бы не поссорился и с приказчиком, да, может быть, и в трактир не зашел бы вовсе, потому что душа, замыслившая такое дело, ищет тишины и стушевки, ищет исчезновения, чтобы не видали, чтобы не слыхали: „Забудьте-де обо мне, если можете“, и это не по расчету только, а по инстинкту.
Высокоталантливый обвинитель с необыкновенною тонкостью очертил нам все pro и contra предположения о возможности обвинить Смердякова в
убийстве и особенно спрашивал: для чего
тому было притворяться в падучей?
Если справедливо, что все добрые люди хотят того, чтобы прекратились те злодейства, грабежи, богатства богатых, нищета нищих, все
те убийства, преступления, которые омрачают жизнь человечества, то им надо понять, что достигнуть этого никак нельзя борьбой и возмездием.
Неточные совпадения
Мало
того, начались
убийства, и на самом городском выгоне поднято было туловище неизвестного человека, в котором, по фалдочкам, хотя и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного отделения, как ни бились, не могли отыскать отделенной от туловища головы.
Он не мог согласиться с
тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели право на основании
того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и
убийстве.
— Но ведь не жертвовать только, а убивать Турок, — робко сказал Левин. — Народ жертвует и готов жертвовать для своей души, а не для
убийства, — прибавил он, невольно связывая разговор с
теми мыслями, которые так его занимали.
Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться
тем, что убийца приобрел
убийством.
— Какой смысл имеет
убийство человека для
того, чтоб определить свое отношение к преступной жене и сыну?