Неточные совпадения
Не
то чтоб он стоял как столб,
с ним этого не случалось.
Вот Иван-то этого самого и боится и сторожит меня,
чтоб я не женился, а для
того наталкивает Митьку, чтобы
тот на Грушке женился: таким образом хочет и меня от Грушки уберечь (будто бы я ему денег оставлю, если на Грушке не женюсь!), а
с другой стороны, если Митька на Грушке женится, так Иван его невесту богатую себе возьмет, вот у него расчет какой!
Милый Алексей Федорович, вы ведь не знали этого: знайте же, что мы все, все — я, обе ее тетки — ну все, даже Lise, вот уже целый месяц как мы только
того и желаем и молим,
чтоб она разошлась
с вашим любимцем Дмитрием Федоровичем, который ее знать не хочет и нисколько не любит, и вышла бы за Ивана Федоровича, образованного и превосходного молодого человека, который ее любит больше всего на свете.
Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится, что когда я сам доживу до
того момента али воскресну,
чтоб увидеть его,
то и сам я, пожалуй, воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся
с мучителем ее дитяти: «Прав ты, Господи!», но я не хочу тогда восклицать.
Не
то чтоб он позволял себе быть невежливым, напротив, говорил он всегда чрезвычайно почтительно, но так поставилось, однако ж, дело, что Смердяков видимо стал считать себя бог знает почему в чем-то наконец
с Иваном Федоровичем как бы солидарным, говорил всегда в таком тоне, будто между ними вдвоем было уже что-то условленное и как бы секретное, что-то когда-то произнесенное
с обеих сторон, лишь им обоим только известное, а другим около них копошившимся смертным так даже и непонятное.
Это он припомнил о вчерашних шести гривнах, пожертвованных веселою поклонницей,
чтоб отдать «
той, которая меня бедней». Такие жертвы происходят как епитимии, добровольно на себя почему-либо наложенные, и непременно из денег, собственным трудом добытых. Старец послал Порфирия еще
с вечера к одной недавно еще погоревшей нашей мещанке, вдове
с детьми, пошедшей после пожара нищенствовать. Порфирий поспешил донести, что дело уже сделано и что подал, как приказано ему было, «от неизвестной благотворительницы».
Заподозрили же тотчас крепостного слугу ее Петра, и как раз сошлись все обстоятельства,
чтоб утвердить сие подозрение, ибо слуга этот знал, и покойница сама не скрывала, что намерена его в солдаты отдать, в зачет следуемого
с ее крестьян рекрута, так как был одинок и дурного сверх
того поведения.
Не
то чтоб она давала деньги в рост, но известно было, например, что в компании
с Федором Павловичем Карамазовым она некоторое время действительно занималась скупкою векселей за бесценок, по гривеннику за рубль, а потом приобрела на иных из этих векселей по рублю на гривенник.
— Стой, Ракитка! — вскочила вдруг Грушенька, — молчите вы оба. Теперь я все скажу: ты, Алеша, молчи, потому что от твоих таких слов меня стыд берет, потому что я злая, а не добрая, — вот я какая. А ты, Ракитка, молчи потому, что ты лжешь. Была такая подлая мысль, что хотела его проглотить, а теперь ты лжешь, теперь вовсе не
то… и
чтоб я тебя больше совсем не слыхала, Ракитка! — Все это Грушенька проговорила
с необыкновенным волнением.
О, тотчас же увезет как можно, как можно дальше, если не на край света,
то куда-нибудь на край России, женится там на ней и поселится
с ней incognito, [тайно (лат.).] так
чтоб уж никто не знал об них вовсе, ни здесь, ни там и нигде.
Что означало это битье себя по груди по этому месту и на что он
тем хотел указать — это была пока еще тайна, которую не знал никто в мире, которую он не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если не достанет
тех трех тысяч,
чтоб уплатить Катерине Ивановне и
тем снять
с своей груди, «
с того места груди» позор, который он носил на ней и который так давил его совесть.
«И тут скандалу наделаю!» — подумал он
с каким-то уже страданием в душе, но вместо
того,
чтоб уйти окончательно, принялся вдруг стучать снова и изо всей уже силы.
На вопрос мой, откуда взял столько денег, он
с точностью ответил, что взял их сейчас пред
тем от вас и что вы ссудили его суммою в три тысячи,
чтоб ехать будто бы на золотые прииски…
— Дмитрий Федорович, слушай, батюшка, — начал, обращаясь к Мите, Михаил Макарович, и все взволнованное лицо его выражало горячее отеческое почти сострадание к несчастному, — я твою Аграфену Александровну отвел вниз сам и передал хозяйским дочерям, и
с ней там теперь безотлучно этот старичок Максимов, и я ее уговорил, слышь ты? — уговорил и успокоил, внушил, что тебе надо же оправдаться, так
чтоб она не мешала,
чтоб не нагоняла на тебя тоски, не
то ты можешь смутиться и на себя неправильно показать, понимаешь?
Безучастная строгость устремленных пристально на него, во время рассказа, взглядов следователя и особенно прокурора смутила его наконец довольно сильно: «Этот мальчик Николай Парфенович,
с которым я еще всего только несколько дней
тому говорил глупости про женщин, и этот больной прокурор не стоят
того,
чтоб я им это рассказывал, — грустно мелькнуло у него в уме, — позор!
И почему бы, например, вам,
чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы тысячи
той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись
с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму,
то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
— И неужели, неужели вы из-за
того только,
чтоб обучить собаку, все время не приходили! — воскликнул
с невольным укором Алеша.
— Еще бы не раздражен, завтра судят. И шла
с тем,
чтоб об завтрашнем ему мое слово сказать, потому, Алеша, страшно мне даже и подумать, что завтра будет! Ты вот говоришь, что он раздражен, да я-то как раздражена! А он об поляке! Экой дурак! Вот к Максимушке небось не ревнует.
— Так и сказал: не говори. Тебя-то он, главное, и боится, Митя-то. Потому тут секрет, сам сказал, что секрет… Алеша, голубчик, сходи, выведай: какой это такой у них секрет, да и приди мне сказать, — вскинулась и взмолилась вдруг Грушенька, — пореши ты меня, бедную,
чтоб уж знала я мою участь проклятую!
С тем и звала тебя.
Одна-де такая дама из «скучающих вдовиц», молодящаяся, хотя уже имеющая взрослую дочь, до
того им прельстилась, что всего только за два часа до преступления предлагала ему три тысячи рублей
с тем,
чтоб он тотчас же бежал
с нею на золотые прииски.
—
С Михаилом-то подружился? Нет, не
то чтоб. Да и чего, свинья! Считает, что я… подлец. Шутки тоже не понимают — вот что в них главное. Никогда не поймут шутки. Да и сухо у них в душе, плоско и сухо, точно как я тогда к острогу подъезжал и на острожные стены смотрел. Но умный человек, умный. Ну, Алексей, пропала теперь моя голова!
Что ж, я бы мог вам и теперь сказать, что убивцы они… да не хочу я теперь пред вами лгать, потому… потому что если вы действительно, как сам вижу, не понимали ничего доселева и не притворялись предо мной,
чтоб явную вину свою на меня же в глаза свалить,
то все же вы виновны во всем-с, ибо про убивство вы знали-с и мне убить поручили-с, а сами, все знамши, уехали.
Да и не могли вы меня потом преследовать вовсе, потому что я тогда все и рассказал бы на суде-с,
то есть не
то, что я украл аль убил, — этого бы я не сказал-с, — а
то, что вы меня сами подбивали к
тому,
чтоб украсть и убить, а я только не согласился.
— Послушай, — начал он Ивану Федоровичу, — ты извини, я только чтобы напомнить: ты ведь к Смердякову пошел
с тем,
чтоб узнать про Катерину Ивановну, а ушел, ничего об ней не узнав, верно забыл…
— Я, ваше превосходительство, как
та крестьянская девка… знаете, как это: «Захоцу — вскоцу, захоцу — не вскоцу». За ней ходят
с сарафаном али
с паневой, что ли,
чтоб она вскочила, чтобы завязать и венчать везти, а она говорит: «Захоцу — вскоцу, захоцу — не вскоцу»… Это в какой-то нашей народности…
Напротив, мы даже обуреваемы — именно обуреваемы — благороднейшими идеалами, но только
с тем условием,
чтоб они достигались сами собою, упадали бы к нам на стол
с неба и, главное, чтобы даром, даром, чтобы за них ничего не платить.
Да хоть именно для
того только, чтобы не оставлять свою возлюбленную на соблазны старика, к которому он так ревновал, он должен бы был распечатать свою ладонку и остаться дома неотступным сторожем своей возлюбленной, ожидая
той минуты, когда она скажет ему наконец: „Я твоя“,
чтоб лететь
с нею куда-нибудь подальше из теперешней роковой обстановки.
При первом же соблазне — ну хоть
чтоб опять чем потешить
ту же новую возлюбленную,
с которой уже прокутил первую половину этих же денег, — он бы расшил свою ладонку и отделил от нее, ну, положим, на первый случай хоть только сто рублей, ибо к чему-де непременно относить половину,
то есть полторы тысячи, довольно и тысячи четырехсот рублей — ведь все
то же выйдет: „подлец, дескать, а не вор, потому что все же хоть тысячу четыреста рублей да принес назад, а вор бы все взял и ничего не принес“.
Начал он
с самого
того момента, когда подсудимый отправился к «молодой особе»,
чтоб «избить ее», выражаясь его собственными словами, пояснил Ипполит Кириллович, «но вместо
того,
чтоб избить, остался у ног ее — вот начало этой любви.
Нет, если мы уж так расчетливы и жестокосерды,
то не лучше ли бы было, соскочив, просто огорошить поверженного слугу
тем же самым пестом еще и еще раз по голове,
чтоб уж убить его окончательно и, искоренив свидетеля, снять
с сердца всякую заботу?
И представьте себе, именно это самое соображение, эту догадку о
том, как бы мог поступить Карамазов
с пакетом, я уже слышал ровно за два дня до
того от самого Смердякова, мало
того, он даже
тем поразил меня: мне именно показалось, что он фальшиво наивничает, забегает вперед, навязывает эту мысль мне,
чтоб я сам вывел это самое соображение, и мне его как будто подсказывает.
Через три дня, вот в
тот вечер, когда вы вошли, он принес ко мне запечатанный конверт,
чтоб я распечатала тотчас, если
с ним что случится.
Я хотела было упасть к ногам его в благоговении, но как подумала вдруг, что он сочтет это только лишь за радость мою, что спасают Митю (а он бы непременно это подумал!),
то до
того была раздражена лишь одною только возможностью такой несправедливой мысли
с его стороны, что опять раздражилась и вместо
того,
чтоб целовать его ноги, сделала опять ему сцену!
— Я для
того вас и призвала сегодня,
чтоб вы обещались мне сами его уговорить. Или, по-вашему, тоже бежать будет нечестно, не доблестно, или как там… не по-христиански, что ли? — еще
с пущим вызовом прибавила Катя.
— Для
того и нужно сейчас,
чтоб вы там ни
с кем не встретились. Никого не будет, верно говорю. Мы будем ждать, — настойчиво заключил он и вышел из комнаты.
— Может быть, и напьется. Придем мы
с вами только вдвоем, вот и довольно,
чтоб посидеть
с ними часок,
с матерью и
с Ниночкой, а если все придем разом,
то им опять все напомним, — посоветовал Алеша.