Неточные совпадения
Что он не кончил курса, это была
правда, но
сказать, что он был туп или глуп, было бы большою несправедливостью.
«Господин исправник, будьте, говорю, нашим, так
сказать, Направником!» — «Каким это, говорит, Направником?» Я уж вижу с первой полсекунды, что дело не выгорело, стоит серьезный, уперся: «Я, говорю, пошутить желал, для общей веселости, так как господин Направник известный наш русский капельмейстер, а нам именно нужно для гармонии нашего предприятия вроде как бы тоже капельмейстера…» И резонно ведь разъяснил и сравнил, не
правда ли?
— Я вам, господа, зато всю
правду скажу: старец великий! простите, я последнее, о крещении-то Дидерота, сам сейчас присочинил, вот сию только минуточку, вот как рассказывал, а прежде никогда и в голову не приходило.
— А почему ты теперь спрашиваешь и моего ответа вперед боишься? Значит, сам соглашаешься, что я
правду сказал.
— Митя, я знаю, что ты всю
правду скажешь, — произнес в волнении Алеша.
— Так это к Грушеньке! — горестно воскликнул Алеша, всплеснув руками. — Да неужто же Ракитин в самом деле
правду сказал? А я думал, что ты только так к ней походил и кончил.
— Обедал, —
сказал Алеша, съевший, по
правде, всего только ломоть хлеба и выпивший стакан квасу на игуменской кухне. — Вот я кофе горячего выпью с охотой.
— Да я и сам не знаю… У меня вдруг как будто озарение… Я знаю, что я нехорошо это говорю, но я все-таки все
скажу, — продолжал Алеша тем же дрожащим и пересекающимся голосом. — Озарение мое в том, что вы брата Дмитрия, может быть, совсем не любите… с самого начала… Да и Дмитрий, может быть, не любит вас тоже вовсе… с самого начала… а только чтит… Я, право, не знаю, как я все это теперь смею, но надо же кому-нибудь
правду сказать… потому что никто здесь
правды не хочет
сказать…
Ну при всем том ведь я и отец, надобно ж было ему слово
правды сказать.
— Клянусь вам, что все, что я вам
сказал,
правда! — вскричал Алеша. Штабс-капитан покраснел.
— Ах, какое презрение! Алеша, милый, не будем ссориться с самого первого раза, — я вам лучше всю
правду скажу: это, конечно, очень дурно подслушивать, и, уж конечно, я не права, а вы правы, но только я все-таки буду подслушивать.
А ко всему тому рассудите, Иван Федорович, и некоторую чистую правду-с: ведь это почти что наверно так, надо сказать-с, что Аграфена Александровна, если только захотят они того сами, то непременно заставят их на себе жениться, самого барина то есть, Федора Павловича-с, если только захотят-с, — ну, а ведь они, может быть, и захотят-с.
Воистину, если не говорят сего (ибо не умеют еще
сказать сего), то так поступают, сам видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже человек наш русский, тем и более в нем сей благолепной
правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Но если
сказать по всей
правде, то попущалось ему все сие даже и по некоторой необходимости.
По
правде тебе
сказать, не ждала не гадала, да и прежде никогда тому не верила, чтобы ты мог прийти.
А теперь, Алеша, всю
правду чистую тебе одному
скажу, чтобы ты видел, какая я тварь!
— Да нет, нет, это пан теперь
правду сказал, — загорячился опять Калганов, точно бог знает о чем шло дело. — Ведь он в Польше не был, как же он говорит про Польшу? Ведь вы же не в Польше женились, ведь нет?
— Слава тебе Господи! — проговорила она горячим, проникновенным голосом и, еще не садясь на место и обратившись к Николаю Парфеновичу, прибавила: — Как он теперь
сказал, тому и верьте! Знаю его: сболтнуть что сболтнет, али для смеху, али с упрямства, но если против совести, то никогда не обманет. Прямо
правду скажет, тому верьте!
— Как вы думаете, что ему
скажет доктор? — скороговоркой проговорил Коля, — какая отвратительная, однако же, харя, не
правда ли? Терпеть не могу медицину!
— Ох нет, я не смеюсь и вовсе не думаю, что вы мне налгали. Вот то-то и есть, что этого не думаю, потому что все это, увы, сущая
правда! Ну
скажите, а Пушкина-то вы читали, «Онегина»-то… Вот вы сейчас говорили о Татьяне?
— Ну… ну, вот я какая! Проболталась! — воскликнула Грушенька в смущении, вся вдруг зарумянившись. — Стой, Алеша, молчи, так и быть, коль уж проболталась, всю
правду скажу: он у него два раза был, первый раз только что он тогда приехал — тогда же ведь он сейчас из Москвы и прискакал, я еще и слечь не успела, а другой раз приходил неделю назад. Мите-то он не велел об том тебе сказывать, отнюдь не велел, да и никому не велел сказывать, потаенно приходил.
— И это
правда, что он мне не велел говорить про Ивана? Так и
сказал: не говори?
Правду он это мне
сказал или нет?
— Знаете, Алеша, знаете, я бы хотела… Алеша, спасите меня! — вскочила она вдруг с кушетки, бросилась к нему и крепко обхватила его руками. — Спасите меня, — почти простонала она. — Разве я кому-нибудь в мире
скажу, что вам говорила? А ведь я
правду,
правду,
правду говорила! Я убью себя, потому что мне все гадко! Я не хочу жить, потому что мне все гадко! Мне все гадко, все гадко! Алеша, зачем вы меня совсем, совсем не любите! — закончила она в исступлении.
Но все же не могу умолчать и теперь о том, что когда Иван Федорович, идя, как уже описал я, ночью с Алешей от Катерины Ивановны,
сказал ему: «Я-то до нее не охотник», — то страшно лгал в ту минуту: он безумно любил ее, хотя
правда и то, что временами ненавидел ее до того, что мог даже убить.
Он мне, впрочем,
сказал про меня много
правды.
— Кроме двери, во всем
правду сказал, — громко крикнул Митя. — Что вшей мне вычесывал — благодарю, что побои мне простил — благодарю; старик был честен всю жизнь и верен отцу как семьсот пуделей.
Адвокат в этом случае
правду сказал.
Конечно, подкупать нечестно даже и в этом случае, но тут уже я судить ни за что не возьмусь, потому, собственно, что если б мне, например, Иван и Катя поручили в этом деле для тебя орудовать, то я, знаю это, пошел бы и подкупил; это я должен тебе всю
правду сказать.
— Люблю я тебя за то, что ты всегда всю цельную
правду скажешь и ничего не утаишь! — радостно смеясь, воскликнул Митя.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это моя слабость, — люблю хорошую кухню.
Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не
правда ли?
Впрочем, я так только упомянул об уездном суде; а по
правде сказать, вряд ли кто когда-нибудь заглянет туда: это уж такое завидное место, сам бог ему покровительствует.
Потупился, задумался, // В тележке сидя, поп // И молвил: — Православные! // Роптать на Бога грех, // Несу мой крест с терпением, // Живу… а как? Послушайте! //
Скажу вам правду-истину, // А вы крестьянским разумом // Смекайте! — // «Начинай!»
«Не сами… по родителям // Мы так-то…» — братья Губины //
Сказали наконец. // И прочие поддакнули: // «Не сами, по родителям!» // А поп
сказал: — Аминь! // Простите, православные! // Не в осужденье ближнего, // А по желанью вашему // Я
правду вам
сказал. // Таков почет священнику // В крестьянстве. А помещики…
Оно и
правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли мир // (
Сказал я, миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину // В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»