Иван Федорович вскочил и изо всей силы ударил его кулаком в плечо, так что тот откачнулся к стене. В один миг все лицо его облилось слезами, и, проговорив: «Стыдно, сударь, слабого человека бить!», он вдруг закрыл глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился в тихий слезный плач.
Прошло с минуту.
Неточные совпадения
— Совершенно верно-с… — пробормотал уже пресекшимся голосом Смердяков, гнусно улыбаясь и опять судорожно приготовившись вовремя отпрыгнуть назад. Но Иван Федорович вдруг, к удивлению Смердякова, засмеялся и быстро
прошел в калитку, продолжая смеяться. Кто взглянул бы на его лицо, тот наверно заключил бы, что засмеялся он вовсе не оттого, что было так весело. Да и сам он ни за что не объяснил бы, что было тогда
с ним в ту
минуту. Двигался и шел он точно судорогой.
Приключился ли
с ним припадок в ту
минуту, когда он
сходил по ступенькам вниз, так что он, конечно, тотчас же и должен был слететь вниз в бесчувствии, или, напротив, уже от падения и от сотрясения произошел у Смердякова, известного эпилептика, его припадок — разобрать нельзя было, но нашли его уже на дне погреба, в корчах и судорогах, бьющимся и
с пеной у рта.
— Да, — ответил машинально Митя, рассеянно посмотрел на свои руки и тотчас забыл про них и про вопрос Фени. Он опять погрузился в молчание.
С тех пор как вбежал он,
прошло уже
минут двадцать. Давешний испуг его
прошел, но, видимо, им уже овладела вполне какая-то новая непреклонная решимость. Он вдруг встал
с места и задумчиво улыбнулся.
Он сорвался
с места и, отворив дверь, быстро
прошел в комнату. Перезвон бросился за ним. Доктор постоял было еще секунд пять как бы в столбняке, смотря на Алешу, потом вдруг плюнул и быстро пошел к карете, громко повторяя: «Этта, этта, этта, я не знаю, что этта!» Штабс-капитан бросился его подсаживать. Алеша
прошел в комнату вслед за Колей. Тот стоял уже у постельки Илюши. Илюша держал его за руку и звал папу. Чрез
минуту воротился и штабс-капитан.
— Спасибо! — отрезал Иван и, бросив Алешу, быстро пошел своею дорогой.
С тех пор Алеша заметил, что брат Иван как-то резко начал от него отдаляться и даже как бы невзлюбил его, так что потом и сам он уже перестал
ходить к нему. Но в ту
минуту, сейчас после той
с ним встречи, Иван Федорович, не заходя домой, вдруг направился опять к Смердякову.
Однако как я в силах наблюдать за собой, — подумал он в ту же
минуту еще
с большим наслаждением, — а они-то решили там, что я
с ума
схожу!» Дойдя до своего дома, он вдруг остановился под внезапным вопросом: «А не надо ль сейчас, теперь же пойти к прокурору и все объявить?» Вопрос он решил, поворотив опять к дому: «Завтра все вместе!» — прошептал он про себя, и, странно, почти вся радость, все довольство его собою
прошли в один миг.
Она, наконец, описала
с чрезвычайною ясностью, которая так часто, хотя и мгновенно, мелькает даже в
минуты такого напряженного состояния, как Иван Федорович почти
сходил с ума во все эти два месяца на том, чтобы спасти «изверга и убийцу», своего брата.
Несколько раз оба порывались что-то сказать, но останавливались и опять молча, пристально, как бы приковавшись,
с странною улыбкой смотрели друг на друга; так
прошло минуты две.
Я остановился у стола возле стула, на котором она сидела, и бессмысленно смотрел перед собой.
Прошло с минуту, вдруг я весь вздрогнул: прямо перед собой, на столе, я увидал… одним словом, я увидал смятую синюю пятирублевую бумажку, ту самую, которую минуту назад зажал в ее руке. Это была та бумажка; другой и быть не могло; другой и в доме не было. Она, стало быть, успела выбросить ее из руки на стол в ту минуту, когда я отскочил в другой угол.
Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась глазами прямо в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво.
Прошло с минуту; ему показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти страшно, до того страшно, что, кажется, смотри она так, не говори ни слова еще с полминуты, то он бы убежал от нее.
Неточные совпадения
Около каждого рабочего взвода мерным шагом
ходит солдат
с ружьем и через каждые пять
минут стреляет в солнце.
На этот призыв выходит из толпы парень и
с разбега бросается в пламя.
Проходит одна томительная
минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка
с испуга убежала на огород…
Кроме того, во время родов жены
с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий, стал молиться и в ту
минуту, как молился, верил. Но
прошла эта
минута, и он не мог дать этому тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
Действительно, вдали уже свистел паровоз. Через несколько
минут платформа задрожала, и, пыхая сбиваемым книзу от мороза паром, прокатился паровоз
с медленно и мерно нагибающимся и растягивающимся рычагом среднего колеса и
с кланяющимся, обвязанным, заиндевелым машинистом; а за тендером, всё медленнее и более потрясая платформу, стал
проходить вагон
с багажом и
с визжавшею собакой; наконец, подрагивая пред остановкой, подошли пассажирские вагоны.
Чувство ревности, которое мучало его во время неизвестности,
прошло в ту
минуту, когда ему
с болью был выдернут зуб словами жены.