Неточные совпадения
— Ну что ж, я пожалуй. Ух, голова
болит. Убери коньяк, Иван, третий раз говорю. — Он задумался и вдруг длинно и хитро улыбнулся: — Не сердись, Иван, на старого мозгляка. Я знаю, что ты не любишь меня, только все-таки не сердись. Не за что меня и любить-то. В Чермашню съездишь, я к тебе сам приеду, гостинцу привезу. Я тебе там одну девчоночку укажу, я ее там давно насмотрел. Пока она еще босоножка. Не пугайся босоножек, не
презирай — перлы!..
Неточные совпадения
— Нет. Холод, как и вообще всякую
боль, можно не чувствовать. Марк Аврелий сказал: «
Боль есть живое представление о
боли: сделай усилие воли, чтоб изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и
боль исчезнет». Это справедливо. Мудрец или попросту мыслящий, вдумчивый человек отличается именно тем, что
презирает страдание; он всегда доволен и ничему не удивляется.
Всю дорогу доктор думал не о жене, не об Андрее, а об Абогине и людях, живших в доме, который он только что оставил. Мысли его были несправедливы и нечеловечно жестоки. Осудил он и Абогина, и его жену, и Папчинского, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю дорогу ненавидел их и
презирал до
боли в сердце. И в уме его сложилось крепкое убеждение об этих людях.
— Трезвые
презирают нас с тобой, потому что видят в нас попрошаек, а пьяные допускают нас к себе, потому что мы своей музыкой заглушаем несколько их головную
боль.
Теперь никогда, прощаясь, он не сговаривался с нею о новой встрече. И каждый раз у нее было впечатление, что он уходит навсегда. Никогда уже больше он не звал ее к себе, и она не смела к нему прийти. А через неделю, через две он неожиданно приходил к ней, надменные губы кривились в улыбку. И с пронзающей душу
болью Лелька догадывалась, что он просто не выдержал, — пришел, а в душе
презирает себя за это.
Та двойственность чувств, за которую так
презирал себя Виктор Павлович, начала понемногу исчезать. Образ Зинаиды Владимировны все чаще и чаще восставал перед очами Оленина и своим ровным светом убаюкивал его душу, и появление в его кабинете Ирены, подобно вспышкам адского пламени, до физической
боли жгло его сердце.