Одним словом, можно бы было надеяться даже-де тысяч на шесть додачи от Федора Павловича, на
семь даже, так как Чермашня все же стоит не менее двадцати пяти тысяч, то есть наверно двадцати восьми, «тридцати, тридцати, Кузьма Кузьмич, а я, представьте себе, и семнадцати от этого жестокого человека не выбрал!..» Так вот я, дескать, Митя, тогда это дело бросил, ибо не умею с юстицией, а приехав сюда, поставлен был в столбняк встречным иском (здесь Митя опять запутался и опять круто перескочил): так вот, дескать, не пожелаете ли вы, благороднейший Кузьма Кузьмич, взять все
права мои на этого изверга, а сами мне дайте три только тысячи…
Что же касается собственно до «плана», то было все то же самое, что и прежде, то есть предложение
прав своих на Чермашню, но уже не с коммерческою целью, как вчера Самсонову, не прельщая эту даму, как вчера Самсонова, возможностью стяпать вместо трех тысяч куш вдвое, тысяч в шесть или
семь, а просто как благородную гарантию за долг.
В противном случае, если не докажет отец, — конец тотчас же этой
семье: он не отец ему, а сын получает свободу и
право впредь считать отца своего за чужого себе и даже врагом своим.