Неточные совпадения
Дмитрий вдруг
появился опять
в зале. Он, конечно, нашел тот вход запертым, да и действительно ключ от запертого входа был
в кармане у Федора Павловича. Все окна во всех комнатах были тоже заперты; ниоткуда, стало быть, не могла пройти Грушенька и ниоткуда не могла выскочить.
Только что она
появилась,
в зале пронеслось нечто необыкновенное.
Затем предоставлено было слово самому подсудимому. Митя встал, но сказал немного. Он был страшно утомлен и телесно, и духовно. Вид независимости и силы, с которым он
появился утром
в залу, почти исчез. Он как будто что-то пережил
в этот день на всю жизнь, научившее и вразумившее его чему-то очень важному, чего он прежде не понимал. Голос его ослабел, он уже не кричал, как давеча.
В словах его послышалось что-то новое, смирившееся, побежденное и приникшее.
Генерал вставал в семь часов утра и тотчас
появлялся в залу с толстым черешневым чубуком; вошедший незнакомец мог бы подумать, что проекты, соображения первой важности бродят у него в голове: так глубокомысленно курил он; но бродил один дым, и то не в голове, а около головы.
Новое движение между присутствующими; губернский предводитель князь Кейкулатов
появился в зале. Непомук «наилюбезнейше и наипочтительнейше» приветствует князя; в свою очередь князь точно тем же платит Непомуку, — и оба довольны друг другом, и оба в душе несколько поругивают друг друга; тем не менее взаимное удовольствие написано на их лицах.
Неточные совпадения
В это время из
залы с шумом
появилась Полина Карповна,
в кисейном платье, с широкими рукавами, так что ее полные, белые руки видны были почти до плеч. За ней шел кадет.
Затем стало сходить на нет проевшееся барство. Первыми
появились в большой
зале московские иностранцы-коммерсанты — Клопы, Вогау, Гопперы, Марки. Они являлись прямо с биржи, чопорные и строгие, и занимали каждая компания свой стол.
В зале настала глубокая тишина, когда на эстраде
появился молодой человек с красивыми большими глазами и бледным лицом. Никто не признал бы его слепым, если б эти глаза не были так неподвижны и если б его не вела молодая белокурая дама, как говорили, жена музыканта.
Вечером того дня, когда труп Жени увезли
в анатомический театр,
в час, когда ни один даже случайный гость еще не
появлялся на Ямской улице, все девушки, по настоянию Эммы Эдуардовны, собрались
в зале. Никто из них не осмелился роптать на то, что
в этот тяжелый день их, еще не оправившихся от впечатлений ужасной Женькиной смерти заставят одеться, по обыкновению,
в дико-праздничные наряды и идти
в ярко освещенную
залу, чтобы танцевать петь и заманивать своим обнаженным телом похотливых мужчин.
И, отворив дверь, она крикнула через
залу в переднюю «Симеон!» Когда же Симеон
появился в комнате, она приказала ему веско и торжественно: