Я решил проводить друга, а потом идти на Машук,
побывать на могиле Лермонтова, моего самого любимого поэта в гимназии, а затем отправиться к Максимову-Христичу.
Такие сборища
бывают на могиле старца Арсения, пришедшего из Соловков вслед за шедшей по облакам Ша́рпанской иконой Богородицы; на могиле старца Ефрема из рода смоленских дворян Потемкиных; на пепле Варлаама, огнем сожженного; на гробницах многоучительной матушки Голиндухи, матери Маргариты одинцовской, отца Никандрия, пустынника Илии, добрым подвигом подвизавшейся матери Фотинии, прозорливой старицы Феклы; а также на урочище «Смольянах», где лежит двенадцать гранитных необделанных камней над двенадцатью попами, не восхотевшими Никоновых новин прияти [Гробница Арсения находится в лесу, недалеко от уничтоженного в 1853 году Шáрпанского скита, близ деревни Ларионова.
Неточные совпадения
На ветви сосны преклоненной, //
Бывало, ранний ветерок // Над этой урною смиренной // Качал таинственный венок. //
Бывало, в поздние досуги // Сюда ходили две подруги, // И
на могиле при луне, // Обнявшись, плакали оне. // Но ныне… памятник унылый // Забыт. К нему привычный след // Заглох. Венка
на ветви нет; // Один под ним, седой и хилый, // Пастух по-прежнему поет // И обувь бедную плетет.
Старый бахаревский дом показался Привалову
могилой или, вернее, домом, из которого только что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано ни одного слова, точно она совсем не существовала
на свете. Привалов в первый раз почувствовал с болью в сердце, что он чужой в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это
бывает после смерти близкого человека.
Сделай же, Боже, так, чтобы все потомство его не имело
на земле счастья! чтобы последний в роде был такой злодей, какого еще и не
бывало на свете! и от каждого его злодейства чтобы деды и прадеды его не нашли бы покоя в гробах и, терпя муку, неведомую
на свете, подымались бы из
могил! А иуда Петро чтобы не в силах был подняться и оттого терпел бы муку еще горшую; и ел бы, как бешеный, землю, и корчился бы под землею!
— С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно
бывал в большой дружбе, — разливался генерал
на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин, сына которого я обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в
могиле, сраженный клеветой и пулей, другой перед вами и еще борется с клеветами и пулями…
В ноябре они, измученные, усталые, отдыхали десять дней
на метеорологической станции Сагастир, потом прожили несколько дней в пустой забытой зимовке тунгусов «Китах», затем, еще раз
побывав на занесенной снегом
могиле товарищей, погребенных Мельвилем, отправились в Якутск и сообщили о неудачных поисках экипажа лейтенанта Чиппа.