— Будет вашей женой, Иван Иванович, — сказала Татьяна Марковна,
бледная от волнения, — если… то забудется, отойдет… (Он сделал нетерпеливый, отчаянный жест…) если этот обрыв вы не считаете бездной… Я поняла теперь только, как вы ее любите…
Р. была одна из тех скрытно-страстных женских натур, которые встречаются только между блондинами, у них пламенное сердце маскировано кроткими и тихими чертами; они
бледнеют от волнения, и глаза их не искрятся, а скорее тухнут, когда чувства выступают из берегов.
Она засыпала меня вопросами. Лицо ее сделалось еще
бледнее от волнения. Я рассказал ей подробно мою встречу с стариком, разговор с матерью, сцену с медальоном, — рассказал подробно и со всеми оттенками. Я никогда ничего не скрывал от нее. Она слушала жадно, ловя каждое мое слово. Слезы блеснули на ее глазах. Сцена с медальоном сильно ее взволновала.
Голос у дедушки оборвался и захлебнулся. Слезы опять потекли по глубоким, коричневым от загара морщинам. Сергей, который слушал ослабевшего старика молча, с плотно сжатыми бровями,
бледный от волнения, вдруг взял его под мышки и стал подымать.
Неточные совпадения
Она рассказала ему, о чем они говорили. И, рассказывая это, она задыхалась
от волнения. Левин помолчал, потом пригляделся к ее
бледному, испуганному лицу и вдруг схватился за голову.
Он осторожно отворил и вошел с ужасом на лице, тихим шагом, каким может входить человек с намерением совершить убийство. Он едва ступал на цыпочках, трясясь,
бледный, боясь ежеминутно упасть
от душившего его
волнения.
Галактион поднялся
бледный, страшный, что-то хотел ответить, но только махнул рукой и, не простившись, пошел к двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась
от волнения и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя и на дочь и не знал, что подумать.
Несколько раз мать перерывала мой рассказ; глаза ее блестели,
бледное ее лицо вспыхивало румянцем, и прерывающимся
от волнения голосом начинала она говорить моему отцу не совсем понятные мне слова; но отец всякий раз останавливал ее знаком и успокаивал словами: «Побереги себя, ради бога, пожалей Сережу.