Неточные совпадения
Так точно было и с ним: он запомнил один вечер, летний, тихий, отворенное окно, косые лучи заходящего
солнца (косые-то лучи и запомнились всего более), в комнате в углу
образ, пред ним зажженную лампадку, а пред
образом на коленях рыдающую как в истерике, со взвизгиваниями и вскрикиваниями, мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к
образу как бы под покров Богородице… и вдруг вбегает нянька и вырывает его у нее в испуге.
Может быть, подействовали и косые лучи заходящего
солнца пред
образом, к которому его протягивала его кликуша-мать.
Вспоминая тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде, с новыми, как бы новые ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход
солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закат его, длинные косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые
образы изо всей долгой и благословенной жизни — а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!
Неточные совпадения
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись бог весть каким
образом,
солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте.
Одни лежали прямо под
солнцем, другие сидели на пятках, непостижимым для европейца
образом.
Две струи света резко лились сверху, выделяясь полосами на темном фоне подземелья; свет этот проходил в два окна, одно из которых я видел в полу склепа, другое, подальше, очевидно, было пристроено таким же
образом; лучи
солнца проникали сюда не прямо, а прежде отражались от стен старых гробниц; они разливались в сыром воздухе подземелья, падали на каменные плиты пола, отражались и наполняли все подземелье тусклыми отблесками; стены тоже были сложены из камня; большие широкие колонны массивно вздымались снизу и, раскинув во все стороны свои каменные дуги, крепко смыкались кверху сводчатым потолком.
В радости они не знали, что делать. Вечер был прекрасный. Они отправились куда-то за город, в глушь, и, нарочно отыскав с большим трудом где-то холм, просидели целый вечер на нем, смотрели на заходящее
солнце, мечтали о будущем
образе жизни, предполагали ограничиться тесным кругом знакомых, не принимать и не делать пустых визитов.
— Знания их, — продолжал Марфин, — более внешние. Наши — высшие и беспредельные. Учение наше — средняя линия между религией и законами… Мы не подкапыватели общественных порядков… для нас одинаковы все народы, все
образы правления, все сословия и всех степеней образования умы… Как добрые сеятели, мы в бурю и при
солнце на почву добрую и каменистую стараемся сеять…