Неточные совпадения
Конечно, никто ничем
не связан; можно бросить книгу и с двух страниц первого рассказа, с тем чтоб и
не раскрывать
более.
Об этом я теперь распространяться
не стану, тем
более что много еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями, без которых мне и романа начать невозможно.
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить дела с родителем, то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно нет ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права
не имеет требовать ничего
более, и проч., и проч.
Помню, он-то именно и дивился всех
более, познакомившись с заинтересовавшим его чрезвычайно молодым человеком, с которым он
не без внутренней боли пикировался иногда познаниями.
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем
более что здесь денег
не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
— Правда, вы
не мне рассказывали; но вы рассказывали в компании, где и я находился, четвертого года это дело было. Я потому и упомянул, что рассказом сим смешливым вы потрясли мою веру, Петр Александрович. Вы
не знали о сем,
не ведали, а я воротился домой с потрясенною верой и с тех пор все
более и
более сотрясаюсь. Да, Петр Александрович, вы великого падения были причиной! Это уж
не Дидерот-с!
По русскому же пониманию и упованию надо, чтобы
не церковь перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а, напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь церковью и ничем иным
более.
— Все эти ссылки в работы, а прежде с битьем, никого
не исправляют, а главное, почти никакого преступника и
не устрашают, и число преступлений
не только
не уменьшается, а чем далее, тем
более нарастает.
Придравшись к случаю, я, из чрезвычайного любопытства, разговорился с ним; а так как принят был
не по знакомству, а как подчиненный чиновник, пришедший с известного рода рапортом, то, видя, с своей стороны, как я принят у его начальника, он удостоил меня некоторою откровенностию, — ну, разумеется, в известной степени, то есть скорее был вежлив, чем откровенен, именно как французы умеют быть вежливыми, тем
более что видел во мне иностранца.
— Говорите без юродства и
не начинайте оскорблением домашних ваших, — ответил старец слабым изнеможенным голосом. Он видимо уставал, чем далее, тем
более, и приметно лишался сил.
Он
не мог
более продолжать.
И однако, все шли. Монашек молчал и слушал. Дорогой через песок он только раз лишь заметил, что отец игумен давно уже ожидают и что
более получаса опоздали. Ему
не ответили. Миусов с ненавистью посмотрел на Ивана Федоровича.
Спорные же порубки в лесу и эту ловлю рыбы (где все это — он и сам
не знал) он решил им уступить окончательно, раз навсегда, сегодня же, тем
более что все это очень немногого стоило, и все свои иски против монастыря прекратить.
Да и высказать-то его грамотно
не сумел, тем
более что на этот раз никто в келье старца на коленях
не стоял и вслух
не исповедовался, так что Федор Павлович ничего
не мог подобного сам видеть и говорил лишь по старым слухам и сплетням, которые кое-как припомнил.
Но тем и кончились раз навсегда побои и
не повторялись
более ни разу во всю жизнь, да и Марфа Игнатьевна закаялась с тех пор танцевать.
Но в эту минуту в нем копошилась некоторая другая боязнь, совсем другого рода, и тем
более мучительная, что он ее и сам определить бы
не мог, именно боязнь женщины, и именно Катерины Ивановны, которая так настоятельно умоляла его давешнею, переданною ему госпожою Хохлаковою, запиской прийти к ней для чего-то.
Я же на этих трех тысячах, вот тебе великое слово, покончу, и
не услышит он ничего обо мне
более вовсе.
— К чему же тут вмешивать решение по достоинству? Этот вопрос всего чаще решается в сердцах людей совсем
не на основании достоинств, а по другим причинам, гораздо
более натуральным. А насчет права, так кто же
не имеет права желать?
А однако, передать ей поручение было видимо теперь тяжелее, чем давеча: дело о трех тысячах было решено окончательно, и брат Дмитрий, почувствовав теперь себя бесчестным и уже безо всякой надежды, конечно,
не остановится
более и ни пред каким падением.
Видите, я, может быть, гораздо
более знаю, чем даже вы сами; мне
не известий от вас нужно.
Вот ракита, платок есть, рубашка есть, веревку сейчас можно свить, помочи в придачу и —
не бременить уж
более землю,
не бесчестить низким своим присутствием!
— Брат, а ты, кажется, и
не обратил внимания, как ты обидел Катерину Ивановну тем, что рассказал Грушеньке о том дне, а та сейчас ей бросила в глаза, что вы сами «к кавалерам красу тайком продавать ходили!» Брат, что же больше этой обиды? — Алешу всего
более мучила мысль, что брат точно рад унижению Катерины Ивановны, хотя, конечно, того быть
не могло.
— То ли еще узрим, то ли еще узрим! — повторили кругом монахи, но отец Паисий, снова нахмурившись, попросил всех хотя бы до времени вслух о сем
не сообщать никому, «пока еще
более подтвердится, ибо много в светских легкомыслия, да и случай сей мог произойти естественно», — прибавил он осторожно, как бы для очистки совести, но почти сам
не веруя своей оговорке, что очень хорошо усмотрели и слушавшие.
Голос ее задрожал, и слезинки блеснули на ее ресницах. Алеша вздрогнул внутри себя: «Эта девушка правдива и искренна, — подумал он, — и… и она
более не любит Дмитрия!»
Прощайте, Катерина Ивановна, вам нельзя на меня сердиться, потому что я во сто раз
более вас наказан: наказан уже тем одним, что никогда вас
не увижу.
— Алексей Федорович… я… вы… — бормотал и срывался штабс-капитан, странно и дико смотря на него в упор с видом решившегося полететь с горы, и в то же время губами как бы и улыбаясь, — я-с… вы-с… А
не хотите ли, я вам один фокусик сейчас покажу-с! — вдруг прошептал он быстрым, твердым шепотом, речь уже
не срывалась
более.
— То-то и есть, что
не отдал, и тут целая история, — ответил Алеша, с своей стороны как бы именно
более всего озабоченный тем, что деньги
не отдал, а между тем Lise отлично заметила, что и он смотрит в сторону и тоже видимо старается говорить о постороннем.
— Подойдите сюда, Алексей Федорович, — продолжала Lise, краснея все
более и
более, — дайте вашу руку, вот так. Слушайте, я вам должна большое признание сделать: вчерашнее письмо я вам
не в шутку написала, а серьезно…
Там есть, между прочим, один презанимательный разряд грешников в горящем озере: которые из них погружаются в это озеро так, что уж и выплыть
более не могут, то «тех уже забывает Бог» — выражение чрезвычайной глубины и силы.
Тогда это
не могло быть еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя
более.
Они воскликнут наконец, что правда
не в тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении
более, чем сделал ты, оставив им столько забот и неразрешимых задач.
Таким образом, сам ты и положил основание к разрушению своего же царства и
не вини никого в этом
более.
У нас же все будут счастливы и
не будут
более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе твоей, повсеместно.
Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что
не обратили мы камней в хлебы, но воистину
более, чем самому хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших!
Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и
не приходи
более…
не приходи вовсе… никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града».
Ведь я только так говорю, что она
не придет, а она, может быть, и
более того захочет-с, то есть прямо барыней сделаться.
О Катерине Ивановне он почти что и думать забыл и много этому потом удивлялся, тем
более что сам твердо помнил, как еще вчера утром, когда он так размашисто похвалился у Катерины Ивановны, что завтра уедет в Москву, в душе своей тогда же шепнул про себя: «А ведь вздор,
не поедешь, и
не так тебе будет легко оторваться, как ты теперь фанфаронишь».
Хлопотливо было Федору Павловичу, но никогда еще сердце его
не купалось в
более сладкой надежде: почти ведь наверно можно было сказать, что в этот раз она уже непременно придет!..
Вам же, милые гости, хочу я поведать о сем юноше, брате моем, ибо
не было в жизни моей явления драгоценнее сего,
более пророческого и трогательного.
Замечательно тоже, что никто из них, однако же,
не полагал, что умрет он в самую эту же ночь, тем
более что в этот последний вечер жизни своей он, после глубокого дневного сна, вдруг как бы обрел в себе новую силу, поддерживавшую его во всю длинную эту беседу с друзьями.
Стала мать плакать, стала просить брата с осторожностию (
более для того, чтобы
не испугать его), чтобы поговел и причастился святых Божиих таин, ибо был он тогда еще на ногах.
Я вдруг поднялся, спать
более не захотел, подошел к окну, отворил — отпиралось у меня в сад, — вижу, восходит солнышко, тепло, прекрасно, зазвенели птички.
Копит уединенно богатство и думает: сколь силен я теперь и сколь обеспечен, а и
не знает безумный, что чем
более копит, тем
более погружается в самоубийственное бессилие.
Мучился долго, но
не тем, а лишь сожалением, что убил любимую женщину, что ее нет уже
более, что, убив ее, убил любовь свою, тогда как огонь страсти оставался в крови его.
Ушел он тогда от меня как бы и впрямь решившись. Но все же
более двух недель потом ко мне ходил, каждый вечер сряду, все приготовлялся, все
не мог решиться. Измучил он мое сердце. То приходит тверд и говорит с умилением...
Воистину, если
не говорят сего (ибо
не умеют еще сказать сего), то так поступают, сам видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже человек наш русский, тем и
более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига
не будет в любви моей,
не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и
не придет Авраам хоть каплею воды живой (то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни, и времени
более не будет!
Ибо хотя покойный старец и привлек к себе многих, и
не столько чудесами, сколько любовью, и воздвиг кругом себя как бы целый мир его любящих, тем
не менее, и даже тем
более, сим же самым породил к себе и завистников, а вслед за тем и ожесточенных врагов, и явных и тайных, и
не только между монастырскими, но даже и между светскими.
И никто-то их
не укорял
более, никто-то доброго гласа
не подымал, что было даже и чудно, ибо преданных усопшему старцу было в монастыре все же большинство; но уж, видно, сам Господь допустил, чтобы на сей раз меньшинство временно одержало верх.
Отец Иосиф отошел с горестию, тем
более что и сам-то высказал свое мнение
не весьма твердо, а как бы и сам ему мало веруя.