Неточные совпадения
Дмитрий Федорович стоял несколько мгновений как пораженный: ему поклон в ноги — что такое? Наконец вдруг вскрикнул: «О Боже!» — и, закрыв
руками лицо, бросился вон из комнаты. За ним повалили гурьбой и все гости, от смущения даже не простясь и не откланявшись хозяину. Одни только иеромонахи опять подошли под благословение.
Смотри же, ты его за чудотворный считаешь, а я вот сейчас на него при тебе плюну, и мне ничего за это не будет!..» Как она увидела, Господи, думаю: убьет она меня теперь, а она только вскочила, всплеснула
руками, потом вдруг закрыла
руками лицо, вся затряслась и пала на пол… так и опустилась… Алеша, Алеша!
Алеша вдруг вскочил из-за стола, точь-в-точь как, по рассказу, мать его, всплеснул
руками, потом закрыл ими
лицо, упал как подкошенный на стул и так и затрясся вдруг весь от истерического припадка внезапных, сотрясающих и неслышных слез.
— Вы… вы… вы маленький юродивый, вот вы кто! — с побледневшим уже
лицом и скривившимися от злобы губами отрезала вдруг Катерина Ивановна. Иван Федорович вдруг засмеялся и встал с места. Шляпа была в
руках его.
Радость сияла на ее
лице, к величайшему огорчению Алеши; но Катерина Ивановна вдруг вернулась. В
руках ее были два радужные кредитные билета.
— Нет, это я всему причиной, я ужасно виноват! — повторял неутешный Алеша в порыве мучительного стыда за свою выходку и даже закрывая
руками лицо от стыда.
— Маменька, маменька, голубчик, полно, полно! Не одинокая ты. Все-то тебя любят, все обожают! — и он начал опять целовать у нее обе
руки и нежно стал гладить по ее
лицу своими ладонями; схватив же салфетку, начал вдруг обтирать с
лица ее слезы. Алеше показалось даже, что у него и у самого засверкали слезы. — Ну-с, видели-с? Слышали-с? — как-то вдруг яростно обернулся он к нему, показывая
рукой на бедную слабоумную.
— Доложите пославшим вас, что мочалка чести своей не продает-с! — вскричал он, простирая на воздух
руку. Затем быстро повернулся и бросился бежать; но он не пробежал и пяти шагов, как, весь повернувшись опять, вдруг сделал Алеше ручкой. Но и опять, не пробежав пяти шагов, он в последний уже раз обернулся, на этот раз без искривленного смеха в
лице, а напротив, все оно сотрясалось слезами. Плачущею, срывающеюся, захлебывающеюся скороговоркой прокричал он...
Поманил он меня, увидав, подошел я к нему, взял он меня обеими
руками за плечи, глядит мне в
лицо умиленно, любовно; ничего не сказал, только поглядел так с минуту: «Ну, говорит, ступай теперь, играй, живи за меня!» Вышел я тогда и пошел играть.
Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось: стоит он предо мною, а я бью его с размаху прямо в
лицо, а он держит
руки по швам, голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым ударом и даже
руки поднять, чтобы заслониться, не смеет — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека!
Все тогда встали с мест своих и устремились к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая на них, тихо опустился с кресел на пол и стал на колени, затем склонился
лицом ниц к земле, распростер свои
руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно отдал душу Богу.
— Мой Господь победил! Христос победил заходящу солнцу! — неистово прокричал он, воздевая к солнцу
руки, и, пав
лицом ниц на землю, зарыдал в голос как малое дитя, весь сотрясаясь от слез своих и распростирая по земле
руки. Тут уж все бросились к нему, раздались восклицания, ответное рыдание… Исступление какое-то всех обуяло.
Алеша, поди ко мне, сядь сюда, — манила она его с радостною улыбкой, — вот так, вот садись сюда, скажи ты мне (она взяла его за
руку и заглядывала ему, улыбаясь, в
лицо), — скажи ты мне: люблю я того или нет?
Последние слова она истерически прокричала, но не выдержала опять, закрыла
руками лицо, бросилась в подушку и опять затряслась от рыданий. Ракитин встал с места.
Важно и молча поклонился он гостю, указал ему на кресло подле дивана, а сам медленно, опираясь на
руку сына и болезненно кряхтя, стал усаживаться напротив Мити на диван, так что тот, видя болезненные усилия его, немедленно почувствовал в сердце своем раскаяние и деликатный стыд за свое теперешнее ничтожество пред столь важным им обеспокоенным
лицом.
— Какие страшные трагедии устраивает с людьми реализм! — проговорил Митя в совершенном отчаянии. Пот лился с его
лица. Воспользовавшись минутой, батюшка весьма резонно изложил, что хотя бы и удалось разбудить спящего, но, будучи пьяным, он все же не способен ни к какому разговору, «а у вас дело важное, так уж вернее бы оставить до утреца…». Митя развел
руками и согласился.
— Э, черт! Этого недоставало, — пробормотал он со злобой, быстро переложил из правой
руки кредитки в левую и судорожно выдернул из кармана платок. Но и платок оказался весь в крови (этим самым платком он вытирал голову и
лицо Григорию): ни одного почти местечка не было белого, и не то что начал засыхать, а как-то заскоруз в комке и не хотел развернуться. Митя злобно шваркнул его об пол.
— Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому что тот как стал пред гостем, выпуча глаза на его кровавое
лицо и окровавленные
руки с пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления и страха, и, вероятно, мало понял изо всего того, что ему наказывал Митя.
— Некогда. А я вот, вот видите… — продолжал с тою же доверчивостью Митя, уже вытирая полотенцем
лицо и
руки и надевая сюртук, — я вот здесь край рукава загну, его и не видно будет под сюртуком… Видите!
Про кровь, которая была на
лице и на
руках Мити, не упомянул ни слова, а когда шел сюда, хотел было рассказать.
Она вскочила и схватила его обеими
руками за плечи. Митя, немой от восторга, глядел ей в глаза, в
лицо, на улыбку ее, и вдруг, крепко обняв ее, бросился ее целовать.
— Подле, — бормотал Митя, целуя ее платье, грудь,
руки. И вдруг ему показалось что-то странное: показалось ему, что она глядит прямо пред собой, но не на него, не в
лицо ему, а поверх его головы, пристально и до странности неподвижно. Удивление вдруг выразилось в ее
лице, почти испуг.
Руки же у него и
лицо были все окровавлены, сам же казался как бы помешанным.
— Жив? Так он жив! — завопил вдруг Митя, всплеснув
руками. Все
лицо его просияло. — Господи, благодарю тебя за величайшее чудо, содеянное тобою мне, грешному и злодею, по молитве моей!.. Да, да, это по молитве моей, я молился всю ночь!.. — и он три раза перекрестился. Он почти задыхался.
— Страшно это, господа! — вздрогнул вдруг Митя и, облокотившись на стол, закрыл
лицо правою
рукой.
— Не знаю, кто или какое
лицо,
рука небес или сатана, но… не Смердяков! — решительно отрезал Митя.
— Каким же образом могли вы вбежать к служанке Федосье Марковой, имея столь окровавленные
руки и, как оказалось потом,
лицо?
Вот особенно одна с краю, такая костлявая, высокого роста, кажется, ей лет сорок, а может, и всего только двадцать,
лицо длинное, худое, а на
руках у нее плачет ребеночек, и груди-то, должно быть, у ней такие иссохшие, и ни капли в них молока.
А Калганов забежал в сени, сел в углу, нагнул голову, закрыл
руками лицо и заплакал, долго так сидел и плакал, — плакал, точно был еще маленький мальчик, а не двадцатилетний уже молодой человек. О, он поверил в виновность Мити почти вполне! «Что же это за люди, какие же после того могут быть люди!» — бессвязно восклицал он в горьком унынии, почти в отчаянии. Не хотелось даже и жить ему в ту минуту на свете. «Стоит ли, стоит ли!» — восклицал огорченный юноша.
Но голос его пресекся, развязности не хватило,
лицо как-то вдруг передернулось, и что-то задрожало около его губ. Илюша болезненно ему улыбался, все еще не в силах сказать слова. Коля вдруг поднял
руку и провел для чего-то своею ладонью по волосам Илюши.
— Да чего тебе! Пусть он к тебе на постель сам вскочит. Иси, Перезвон! — стукнул ладонью по постели Коля, и Перезвон как стрела влетел к Илюше. Тот стремительно обнял его голову обеими
руками, а Перезвон мигом облизал ему за это щеку. Илюшечка прижался к нему, протянулся на постельке и спрятал от всех в его косматой шерсти свое
лицо.
— Непременно! О, как я кляну себя, что не приходил раньше, — плача и уже не конфузясь, что плачет, пробормотал Коля. В эту минуту вдруг словно выскочил из комнаты штабс-капитан и тотчас затворил за собою дверь.
Лицо его было исступленное, губы дрожали. Он стал пред обоими молодыми людьми и вскинул вверх обе
руки.
Только вдруг сегодня утром Лиза проснулась и рассердилась на Юлию и, представьте, ударила ее
рукой по
лицу.
Войдя к Лизе, он застал ее полулежащею в ее прежнем кресле, в котором ее возили, когда она еще не могла ходить. Она не тронулась к нему навстречу, но зоркий, острый ее взгляд так и впился в него. Взгляд был несколько воспаленный,
лицо бледно-желтое. Алеша изумился тому, как она изменилась в три дня, даже похудела. Она не протянула ему
руки. Он сам притронулся к ее тонким, длинным пальчикам, неподвижно лежавшим на ее платье, затем молча сел против нее.
И она с силой почти выпихнула Алешу в двери. Тот смотрел с горестным недоумением, как вдруг почувствовал в своей правой
руке письмо, маленькое письмецо, твердо сложенное и запечатанное. Он взглянул и мгновенно прочел адрес: Ивану Федоровичу Карамазову. Он быстро поглядел на Лизу.
Лицо ее сделалось почти грозно.
И он опять крепко схватил Алешу обеими
руками за плечи.
Лицо его стало вдруг совсем бледно, так что почти в темноте это было страшно заметно. Губы перекосились, взгляд впился в Алешу.
— Ни единой минуты не верил, что ты убийца, — вдруг вырвалось дрожащим голосом из груди Алеши, и он поднял правую
руку вверх, как бы призывая Бога в свидетели своих слов. Блаженство озарило мгновенно все
лицо Мити.
Смердяков длинно помолчал, по-прежнему все тихо смотря на Ивана, но вдруг махнул
рукой и отвернул от него
лицо.
То же самое, впрочем, бывало, когда он говорил по-немецки, и при этом всегда махал
рукой пред
лицом своим, как бы ища ухватить потерянное словечко, и уж никто не мог бы принудить его продолжать начатую речь, прежде чем он не отыщет пропавшего слова.
Тот стремительно вскочил на ноги,
лицо его выразило испуг, он побледнел, но тотчас же робкая, просящая улыбка замелькала на его губах, и он вдруг, неудержимо, протянул к Кате обе
руки.