Кузня крови

Михаил Игнатов

Мало кто осмелится бросить вызов нашему Малому Дому. Тысячу лет назад, пройдя посвящение, я мог бы вернуть ему былую славу, стать достойным титула и меча моего отца. А сейчас он убьёт меня своими руками, если узнает, что во мне проснулась проклятая кровь.

Глава 5

Крайний двор встретил меня непроглядной темнотой в узких и мутных окошках. И припёртой поленом дверью. Открывать её я не стал. Мне только бестолковых и испуганных простолюдинов не хватало под ногами.

Двинулся к следующему двору, досадуя на скрипящий под сапогами снег. Будь ты хоть дважды следопыт и владей Шагами безмолвной тропы, но сейчас зима, ночь и дует ветер с гор, неся с собой их морозное дыхание.

Бесполезно молить Хранителя севера заглушить этот скрип. Хотя однажды я подслушал разговор отца и Флайма о каких-то Молчаливых, идарах королевства Арида, которым их Хранители дают возможность заглушить звук. Отец тогда назвал их бесславными потрошителями и оборвал разговор.

Второй двор встретил меня заледеневшей тушей коровы. Я оскалился. Ублюдки. Вырезали из неё лишь пару кусков. Сами голодают, решили и других на это обречь.

Дальше — больше. В хлеву этого же двора на пороге у распахнутой двери нашлось тело тщедушного, в одном исподнем мужика, которому разрубили голову. Небось защищал свою кормилицу.

В моём оскале добавилось кровожадности. Значит, не ждите от меня жалости, творя такое на землях Денудо. Открывать подпёртую в этот дом дверь я не стал тем более.

Я молодец, что сделал крюк и зашёл с дальней от замка стороны, от граничной между Домами Денудо и Вораз реки. Хотя сразу подумал, что незваные гости займут дом набольшего здешних выселков, ближний к дороге.

К нему я потихоньку и крался, но на очередном шаге замер. Но не потому, что услышал скрип снега под чужими ногами или кого-то увидел. Напротив. Кое-кто исчез.

Одна из теней. Моих «теней».

Если есть темнота, то они всегда со мной. Исчезают, только когда появляются люди. Но один из домов далеко за спиной, а до следующего идти ещё три сотни шагов.

А это значит, что в той длинной скирде соломы по левую от меня руку — человек.

Дальше я двинулся вдвое медленней, замирая после каждого шага. Крался вдоль скирды, заглядывая в чёрные провалы отдушин. У пятой, ровно посредине, замер.

Мужик, заросший курчавой бородой по самые глаза. Какие-то обноски в несколько слоёв. У одной руки плохо чищенный меч, у другой — холстина с кусками мяса.

Не наш крестьянин. Это точно. На землях Денудо нет таких оборванцев. Беглец из соседских. Один из тех, что рубили двери в дома моих крестьян, зарезали кормящую их скотину и убили моего человека. Один из тех, кого я только что хотел убить.

И всё равно я замер на пять ударов сердца, уговаривая себя ударить.

Перед глазами мелькнуло насмешливое лицо Флайма: «Беззубый щенок Денудо».

Я сцепил зубы, растянул губы в беззвучном рычании и резко ударил. Не используя движения родовой техники Меча льда и света. Убийца этого не заслужил. Простой выпад, который я с шести лет повторил десятки тысяч раз.

Рука не дрогнула и в этот. Мужик проснулся, но не сумел закричать. Засучил ногами, ухватив руками пробивший горло клинок, но только разрезал себе пальцы.

Когда судороги затихли, я вытащил меч, обтёр его о тряпье мертвеца и беззвучно прошептал:

— Первый.

Появившаяся рядом тень так же тихо захрипела:

— Ха-а-ас…

Я молча шагнул прямо в неё, заставляя убраться прочь с моего пути.

Следующего наблюдателя я нашёл только во дворе набольшего. Этот не спал, напевал себе под нос что-то заунывное и неразборчивое, даже не слышал меня, пока я по скрипящему насту подбирался точно под сеновал. Я же прижался ниже лаза, перевёл дыхание и тихонько постучал каблуком по бревну стены. Песня тут же стихла, надо мной с испугом забормотали:

— Ох ты ж, чегось это? Старшой, ты? Не сплю я, не сплю.

Едва над головой появился тёмный силуэт, я распрямился, добавляя рукам силу ног. Хрустнуло, меня залило обжигающей на морозе кровью, ослепило. Я зарычал по-настоящему, на этот раз не сумев сдержаться, провернул клинок, вслепую ухватился за одежду врага, рванул на себя, выдернув наружу, подминая, готовый ударить ещё. Но он даже не пытался сопротивляться.

Протерев глаза, я тут же отвернулся, благодаря Хранителя за то, что ужин был так давно. Я попал мужику точно в рот, а хрустели его зубы и череп. Мне хватило силы пробить его голову мечом насквозь.

Я отёр лицо снегом. Раз, другой, третий, пока снег не перестал окрашиваться тёмным в свете лун. Чтоб об этих горластых солдатах замка сама память стёрлась, а их имена даже дети позабыли. Теперь я не только видел кровь, я ей, кажется, напился.

Плевать. Я Денудо. И я ничего не боюсь.

Ухватился за рукоять меча и рванул его на себя.

Двое. Их осталось двое. Тени подсказали, что люди есть только в доме. Всё же я нашёл пользу от этого проклятья крови Оскуридо.

На миг мелькнул соблазн подпереть дверь и дождаться солдат. К обеду граухи отойдут от солнечника, и к четырём вечера воины Денудо будут здесь. Всё, что я хотел, я ведь уже доказал?

Но мысль об алтаре Хранителя и словах матушки заставила меня пригнуться, входя в дом. Отец — Великий паладин меча, Клинок. Пусть я поражён проклятьем слабости, пусть я буду слабей отца, но мне обязательно нужно стать хотя бы Паладином меча, чтобы достойно выступить на Играх Предков. И хватит ли на это жизней двух голодных оборванцев, что не успели даже взяться за свои ржавые мечи? В чём тут подвиг? Что эти смерти добавили в мою уверенность? И разве решение дождаться солдат — это не трусость?

Я поднял взгляд на темнеющий впереди бесформенный холм дома. Бывал я в таких при объезде земель. Даже дважды ночевал с Флаймом, когда охота уводила нас далеко от замка. Наполовину врытая в землю коробка из брёвен снаружи обсыпана землёй и камнями, а сейчас ещё и снегом. Внутри же она разделена на две части ещё одной стеной. На самом деле там и места не так много, как кажется. И точно некуда бежать.

Расстегнул плащ и позволил ему опасть на снег. Сверху бросил пропитанный кровью кафтан, оставшись только в доспехе.

Смотреть в окошки бесполезно. Они темны.

Ни первая, ни вторая дверь на петлях из кожи даже не скрипнули. Зато я чуть не рухнул в чулане между ними, споткнувшись о брошенные поленья.

Перебрался через них, в щель оглядел комнату, пользуясь тем, что темнота для меня проницаема. Вот они оба. Дрыхнут на лавках, укрывшись какой-то старой рухлядью. На столе объедки, в углу какая-то непонятная груда…

Один из лежащих шевельнулся:

— Грен! Чего припёрся и выхолаживаешь? А ну, пшёл сторожить щенка! До рассвета ещё…

Я шагнул вперёд, ноги сами заученно скользнули по земляному полу по Безмолвной тропе, не давая мне споткнуться. Первый удар тому, что проснулся. На его хрип заполошно вскочил второй. Я только и увидел, как над бородой блеснули глаза. Туда я и нанёс укол.

Раньше, чем я успел вытащить завязший меч, в комнату ворвался свет. Я рванул рукоять оружия на себя, отскочил на два шага назад, затем ещё на шаг, давая время глазам привыкнуть. Проморгался наконец и выругался. Кто меня тянул за язык с подвигом?

Может, тот крестьянин считать разучился?

Беглецов оказалось пятеро.

И тот, что сорвал плотную шкуру, которая завешивала проход между половинами дома, был кем угодно, но не оголодавшим крестьянином.

Ярко освещённая комната за его спиной, ни следа сна в глазах, впалые щёки покрыты недельной щетиной, коротко обрезанная густая грива серых волос, цепкие тёмные глаза. На широких плечах отблески пламени. Если он и прилёг, то сделал это, не снимая доспеха. Справного, начищенного доспеха достойного старшего воина.

Я вновь выругался. Самодовольный щенок. В голове заполошно метались мысли.

Когда я увидел в стоге у первого меч, то почему не задал себе ни одного вопроса? Откуда мечи у бывших крестьян, у таких оборванцев? Они положены только тем, кто пошёл под руку владетелю земель, записался в его солдаты и на алтаре Хранителей клялся отплатить верной службой за искусство пути меча.

Или у тех, кто убил воинов владетеля.

Или у тех, кто предал клятву владетелю.

Вот этот, что стоит напротив с мечом в руке, как раз из таких бывших воинов.

Клятвоотступник.

Доспех надёжно защитит его от половины моих ударов.

Меч… Вот меч, пусть и длинней моего, здесь, под низким потолком хибары, будет скорей мешать. Но отлично позволит пырнуть меня в спину, если я попробую бежать. Впрочем, я этого делать не собираюсь. Ихора в его жилах слишком мало, чтобы наказать за нарушение клятвы. Значит, я сделаю это своими руками.

Бывший солдат ухмыльнулся, лишь подтвердив мои мысли о клейме клятвоотступника, обнажая почерневшие зубы:

— Экий ты прыткий, до рассвета ещё далеко, а ты уже тут как тут. Ну да ленивым дуракам туда и дорога, куда ты их отправил, сопляк Денудо. Меньше мне потом мараться.

Я невольно огрызнулся:

— Это кто здесь сопляк?

Бывший солдат лишь сильней растянул губы:

— Не нужно брехать. Пацан при мече да в доспехе. Кто б ты ещё был? Наследный сопляк Денудо. Так ведь?

Я расправил плечи и процедил:

— Раз ты такой умный, то самое время упасть на колени и умолять о прощении.

Бывший солдат снова ощерился чёрными зубами:

— Да ладно? Ты ж ещё не вошёл в силу, даже такой простолюдин, как я, в силах свернуть тебе шею. И никакой ихор давно дохлых Предков тебе не поможет. Сейчас мы на равных, сопляк.

Бывший солдат сделал два коротких шага, заставив меня стиснуть зубы. Это точно первые два из Тридцати шагов северной тропы. Чтоб имя этого Вораза его дети позабыли. Он раздаёт тайны Дома Денудо всякому отребью! Неудивительно, что этот начал гнить после бегства — в его жилах есть толика ихора.

— Знаешь, — доверительно сообщил мне бывший солдат, — когда я притащу твою голову владыке Воразу, наградой мне будут слёзы Амании.

Я не удержался от смеха.

А жирному борову Воразу самомнения не занимать. Владыка, ты погляди. Так именуют только короля.

Осторожно шагнул влево, поднимая меч в стойку, ловя бывшего солдата на кончик меча, с насмешкой ответил:

— Скорее это заставит отца стереть с лица земли Малый дом Вораз. Так что твой жирный владыка отрубит тебе голову, чтобы сохранить тайну и не тратить на начавшего гнить клятвопреступника слёзы Предка.

Бывший солдат цыкнул:

— Тц-ц, а ты прав, сопляк. Спасибо за твой последний совет. Придётся мне быть осторожней с наградой за тебя.

Я напал первым, наполняя тело жаром огня души. Шаг вперёд, на выдохе стремительный выпад, больше похожий на бросок змеи…

Так мне казалось в мыслях. Бывший солдат успел вскинуть меч, легко отбив мой удар, и напал сам, используя движения Меча льда и света, его первое умение — Дождь клинков.

Движения его были быстры, но им не хватало точности и твёрдости, он всё делал небрежно, неверно, не понимая сути. И, конечно, в его жилах не хватало ихора. Я одним движением клинка смёл то, что он, наверное, гордо называл образами меча.

Несколько ударов сердца сталь звенела о сталь, а затем раздался истошный вопль.

Шаг назад мы сделали оба. И я, и бывший солдат. Вопила какая-то полуголая баба, которая выглянула из той комнаты, где он прятался раньше. И вопила она, глядя в угол.

Я позволил себе быстрый, короткий взгляд в ту сторону. Бесформенная куча в углу оказалась горой тряпок и шкур, из-под которой торчала рука.

Спустя два удара сердца я вернул взгляд на бывшего солдата. Глаза в глаза. Он шагнул в сторону, коротко взмахнул рукой, оплеухой отправив бабу в беспамятство, беззлобно буркнул:

— Разоралась.

А я лапнул с пояса нож и напал снова.

Шаг вперёд, укол в глаза, позволить клинку рухнуть вниз, на чужой меч. Навалиться, тесня солдата безо всяких изысков пути меча. Так, как учил Флайм. И ткнуть ножом в бедро. В слабое место доспеха.

Бывший солдат заорал, рванулся, влепил мне по зубам кулаком. Я отлетел в сторону, на миг потерялся, мир словно вспыхнул, ослепляя. А когда пришёл в себя, то обнаружил, что потерял меч. И нож.

А напротив меня озверевший от ярости бывший солдат.

Он с рыком вырывает из бедра мой нож, через миг швыряет его в меня. Я успеваю прикрыть лицо рукой, и клинок безвредно скользит по стальной чешуе, отлетая в сторону. А когда опускаю руку, то бывший солдат уже шагает ко мне.

От первого и даже второго удара я ускользаю влево, в угол, к своему ножу. Я меньше, ловчее, у меня две целых ноги, и мои Шаги тропы лучше. Но у меня нет меча.

Третий удар обрушивается на плечо и спину, пронзает болью, но остановить меня уже не может, я ударяю врага всем телом, сбиваю с ног, падаю сверху, ухватив его за горло. Солдат снова бьёт меня кулаком, и снова мир вспыхивает, а руки слабеют.

Через удар сердца уже солдат вжимает меня в земляной пол, наваливается сверху, бьёт головой. Но я успеваю отвести голову в сторону, смягчить удар. Солдат яростно взрыкивает, вскидывается. Его меч сверкает, слепя меня отсветом. Я отмахиваюсь, принимая удар на предплечье. Вместо того чтобы пробить мне горло, меч скользит по стальной чешуе, утыкается в грудь, а через мгновение солдат наваливается сверху на рукоять.

Из меня выбивает весь воздух, клянусь Хранителем, я слышу треск собственных рёбер, но доспех выдерживает, а чужой меч соскальзывает, утыкаясь в пол где-то у подмышки.

Солдат снова рычит, скалится, словно волк, и опять вскидывает меч, на этот раз рубя им, а не пытаясь меня нанизать.

И снова я прикрываюсь левой рукой, ору от вспыхнувшей в ней боли, а солдат бьёт ещё и ещё раз, словно пытаясь отрубить мне руку.

Но я наконец нащупываю свой нож, рвусь, едва видя сквозь тёмную пелену боли, и всаживаю его в голову солдату, прямо в ухо.

Он захрипел и рухнул сверху, выбив из меня воздух. Я попытался столкнуть его с себя и только тут ощутил, насколько мне плохо: кружилась голова, горела нестерпимым огнём рука. Не знаю, орал ли я, когда солдат рубил меня, но сейчас, под тяжестью его мёртвого тела, я едва мог сипеть, не в силах даже выдохнуть из себя проклятье, а тем более вдохнуть полной грудью. Казалось, изломанные рёбра сейчас проткнут кольчугу и вылезут наружу.

Внезапно я увидел босые женские ноги. Затем руку, которая ухватила с пола мой меч.

С трудом прохрипел:

— Дура. Я Лиал, сын твоего владелеля Нумеро Денудо. Помоги мне, скоро здесь появятся солдаты из замка.

Меч рухнул обратно на пол, но вместо того, чтобы помогать мне, женщина бросилась перелезать через меня, в прямом смысле наступив на грудь. Я застонал, и последнее, что увидел из-под мертвеца, как она отшвыривает в сторону тряпки, открывая залитое кровью тело какого-то бородатого мужика.

А потом боль исчезла.