Неточные совпадения
— Да, настоящим русским вопросы
о том: есть ли Бог и есть ли бессмертие, или, как вот ты
говоришь, вопросы с другого
конца, — конечно, первые вопросы и прежде всего, да так и надо, — проговорил Алеша, все с тою же тихою и испытующею улыбкой вглядываясь в брата.
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не
говорил тебе до сих пор почти ничего. Откладывал до
конца. Когда эта штука моя здесь кончится и скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу. Страшное тут дело одно… А ты будешь мне судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты
говоришь об завтрашнем,
о суде, а веришь ли, я ничего не знаю.
— Почему, почему я убийца?
О Боже! — не выдержал наконец Иван, забыв, что всё
о себе отложил под
конец разговора. — Это все та же Чермашня-то? Стой,
говори, зачем тебе было надо мое согласие, если уж ты принял Чермашню за согласие? Как ты теперь-то растолкуешь?
Неточные совпадения
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал
говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к
концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
Так проводили жизнь два обитателя мирного уголка, которые нежданно, как из окошка, выглянули в
конце нашей поэмы, выглянули для того, чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающих не
о том, чтобы не делать дурного, а
о том, чтобы только не
говорили, что они делают дурное.
Да ты смотри себе под ноги, а не гляди в потомство; хлопочи
о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а не то что с палкой в руке
говорить: «Учись!» Черт знает, с которого
конца начинают!..
Не
говоря уже
о том, что редкий из них способен был помнить оскорбление и более тяжкое, чем перенесенное Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до
конца жизни
о Мери, — им было отвратительно, непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал.
Катерина Ивановна хоть и постаралась тотчас же сделать вид, что с пренебрежением не замечает возникшего в
конце стола смеха, но тотчас же, нарочно возвысив голос, стала с одушевлением
говорить о несомненных способностях Софьи Семеновны служить ей помощницей, «
о ее кротости, терпении, самоотвержении, благородстве и образовании», причем потрепала Соню по щечке и, привстав, горячо два раза ее поцеловала.