Неточные совпадения
Чистые
в душе и сердце мальчики, почти еще дети, очень часто любят говорить
в классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы, о которых не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого не знают и не понимают из того, что уже знакомо
в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего
общества.
Между простонародьем встречались и приезжие более высшего
общества, две-три дамы, один очень старый генерал; все они стояли
в гостинице.
Я же возразил ему, что, напротив, церковь должна заключать сама
в себе все государство, а не занимать
в нем лишь некоторый угол, и что если теперь это почему-нибудь невозможно, то
в сущности вещей несомненно должно быть поставлено прямою и главнейшею целью всего дальнейшего развития христианского
общества.
Теперь, с другой стороны, возьмите взгляд самой церкви на преступление: разве не должен он измениться против теперешнего, почти языческого, и из механического отсечения зараженного члена, как делается ныне для охранения
общества, преобразиться, и уже вполне и не ложно,
в идею о возрождении вновь человека, о воскресении его и спасении его…
Если что и охраняет
общество даже
в наше время и даже самого преступника исправляет и
в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся
в сознании собственной совести.
Общество отсекает его от себя вполне механически торжествующею над ним силой и сопровождает отлучение это ненавистью (так по крайней мере они сами о себе,
в Европе, повествуют), — ненавистью и полнейшим к дальнейшей судьбе его, как брата своего, равнодушием и забвением.
Справедливо и то, что было здесь сейчас сказано, что если бы действительно наступил суд церкви, и во всей своей силе, то есть если бы все
общество обратилось лишь
в церковь, то не только суд церкви повлиял бы на исправление преступника так, как никогда не влияет ныне, но, может быть, и вправду самые преступления уменьшились бы
в невероятную долю.
Правда, — усмехнулся старец, — теперь
общество христианское пока еще само не готово и стоит лишь на семи праведниках; но так как они не оскудевают, то и пребывает все же незыблемо,
в ожидании своего полного преображения из
общества как союза почти еще языческого во единую вселенскую и владычествующую церковь.
Не далее как дней пять тому назад,
в одном здешнем, по преимуществу дамском,
обществе он торжественно заявил
в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали
в свое бессмертие.
Нет, монах святой, ты будь-ка добродетелен
в жизни, принеси пользу
обществу, не заключаясь
в монастыре на готовые хлеба и не ожидая награды там наверху, — так это-то потруднее будет.
Нравственно же воротился почти тем же самым, как и до отъезда
в Москву: все так же был нелюдим и ни
в чьем
обществе не ощущал ни малейшей надобности.
За границей теперь как будто и не бьют совсем, нравы, что ли, очистились, али уж законы такие устроились, что человек человека как будто уж и не смеет посечь, но зато они вознаградили себя другим и тоже чисто национальным, как и у нас, и до того национальным, что у нас оно как будто и невозможно, хотя, впрочем, кажется, и у нас прививается, особенно со времени религиозного движения
в нашем высшем
обществе.
Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты хочешь идти
в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они,
в простоте своей и
в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого
общества невыносимее свободы!
Общество городское было разнообразное, многолюдное и веселое, гостеприимное и богатое, принимали же меня везде хорошо, ибо был я отроду нрава веселого, да к тому же и слыл не за бедного, что
в свете значит немало.
Возвращаюсь я через два месяца и вдруг узнаю, что девица уже замужем, за богатым пригородным помещиком, человеком хоть и старее меня годами, но еще молодым, имевшим связи
в столице и
в лучшем
обществе, чего я не имел, человеком весьма любезным и сверх того образованным, а уж образования-то я не имел вовсе.
Выждал я время и раз
в большом
обществе удалось мне вдруг «соперника» моего оскорбить будто бы из-за самой посторонней причины, подсмеяться над одним мнением его об одном важном тогда событии —
в двадцать шестом году дело было — и подсмеяться, говорили люди, удалось остроумно и ловко.
Точно то же почти произошло и
в городском
обществе.
Происходили же все эти разговоры больше по вечерам
в дамском
обществе, женщины больше тогда полюбили меня слушать и мужчин заставляли.
Я даже и
общество бросил и гораздо реже стал появляться
в гостях, кроме того что и мода на меня начала проходить.
Пустился и
в благотворительность, много устроил и пожертвовал
в нашем городе, заявил себя и
в столицах, был избран
в Москве и
в Петербурге членом тамошних благотворительных
обществ.
Может быть, подивятся тому, что если была такая уверенность, то почему же он заранее не пошел сюда, так сказать
в свое
общество, а направился к Самсонову, человеку склада чужого, с которым он даже и не знал, как говорить.
— Оставьте все, Дмитрий Федорович! — самым решительным тоном перебила госпожа Хохлакова. — Оставьте, и особенно женщин. Ваша цель — прииски, а женщин туда незачем везти. Потом, когда вы возвратитесь
в богатстве и славе, вы найдете себе подругу сердца
в самом высшем
обществе. Это будет девушка современная, с познаниями и без предрассудков. К тому времени, как раз созреет теперь начавшийся женский вопрос, и явится новая женщина…
— За французского известного писателя, Пирона-с. Мы тогда все вино пили
в большом
обществе,
в трактире, на этой самой ярмарке. Они меня и пригласили, а я перво-наперво стал эпиграммы говорить: «Ты ль это, Буало, какой смешной наряд». А Буало-то отвечает, что он
в маскарад собирается, то есть
в баню-с, хи-хи, они и приняли на свой счет. А я поскорее другую сказал, очень известную всем образованным людям, едкую-с...
— Пане Калганов,
в шляхетной компании так мувиць не пржистои (
в порядочном
обществе так не говорят).
Николай же Парфенович Нелюдов даже еще за три дня рассчитывал прибыть
в этот вечер к Михаилу Макаровичу, так сказать, нечаянно, чтобы вдруг и коварно поразить его старшую девицу Ольгу Михайловну тем, что ему известен ее секрет, что он знает, что сегодня день ее рождения и что она нарочно пожелала скрыть его от нашего
общества, с тем чтобы не созывать город на танцы.
Изменился и весь тон его: это сидел уже опять равный всем этим людям человек, всем этим прежним знакомым его, вот точно так, как если бы все они сошлись вчера, когда еще ничего не случилось, где-нибудь
в светском
обществе.
«У ней манеры как у самого высшего
общества», — восторженно сболтнул он как-то
в одном дамском кружке.
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное
общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни
в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы
в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
Такие приживальщики, складного характера джентльмены, умеющие порассказать, составить партию
в карты и решительно не любящие никаких поручений, если их им навязывают, — обыкновенно одиноки, или холостяки, или вдовцы, может быть и имеющие детей, но дети их воспитываются всегда где-то далеко, у каких-нибудь теток, о которых джентльмен никогда почти не упоминает
в порядочном
обществе, как бы несколько стыдясь такого родства.
Я хочу
в идеалистическое
общество записаться, оппозицию у них буду делать: «дескать реалист, а не материалист, хе-хе!»
Одна из характернейших особенностей всего этого собравшегося
в зале
общества и которую необходимо отметить, состояла
в том, что, как и оправдалось потом по многим наблюдениям, почти все дамы, по крайней мере огромнейшее большинство их, стояли за Митю и за оправдание его.
Главное, тем взяло его слово, что было искренно: он искренно верил
в виновность подсудимого; не на заказ, не по должности только обвинял его и, взывая к «отмщению», действительно сотрясался желанием «спасти
общество».
В цинизме ли нашем,
в раннем ли истощении ума и воображения столь молодого еще нашего
общества, но столь безвременно одряхлевшего?
Наша начинающаяся, робкая еще наша пресса оказала уже, однако,
обществу некоторые услуги, ибо никогда бы мы без нее не узнали, сколько-нибудь
в полноте, про те ужасы разнузданной воли и нравственного падения, которые беспрерывно передает она на своих страницах уже всем, не одним только посещающим залы нового гласного суда, дарованного нам
в настоящее царствование.
Вот там молодой блестящий офицер высшего
общества, едва начинающий свою жизнь и карьеру, подло,
в тиши, безо всякого угрызения совести, зарезывает мелкого чиновника, отчасти бывшего своего благодетеля, и служанку его, чтобы похитить свой долговой документ, а вместе и остальные денежки чиновника: „пригодятся-де для великосветских моих удовольствий и для карьеры моей впереди“.
Но когда-нибудь надо же и нам начать нашу жизнь трезво и вдумчиво, надо же и нам бросить взгляд на себя как на
общество, надо же и нам хоть что-нибудь
в нашем общественном деле осмыслить или только хоть начать осмысление наше.
Может быть, я слишком преувеличиваю, но мне кажется, что
в картине этой семейки как бы мелькают некоторые общие основные элементы нашего современного интеллигентного
общества — о, не все элементы, да и мелькнуло лишь
в микроскопическом виде, „как солнце
в малой капле вод“, но все же нечто отразилось, все же нечто сказалось.
Мы все его слышали, он
в нашем
обществе был принят дружелюбно.
В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось то робкое отчаяние, с которым столь многие теперь
в нашем бедном
обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать,
в материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей груди расслабленной матери жаждут хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.
В здешнем
обществе его, однако же, принимали, даже
в семействе высокоталантливого обвинителя он был обласкан.
Слабоумный идиот Смердяков, преображенный
в какого-то байроновского героя, мстящего
обществу за свою незаконнорожденность, — разве это не поэма
в байроновском вкусе?
Катерина Ивановна сейчас же после тогдашней сцены
в суде велела перенести больного и потерявшего сознание Ивана Федоровича к себе
в дом, пренебрегая всяким будущим и неизбежным говором
общества и его осуждением.