Неточные совпадения
Во взгляде его случалась странная неподвижность: подобно всем очень рассеянным
людям, он глядел на вас иногда в упор и подолгу, а между тем совсем вас не
видел.
— А пожалуй; вы в этом знаток. Только вот что, Федор Павлович, вы сами сейчас изволили упомянуть, что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вам, удержитесь. А начнете шута из себя строить, так я не намерен, чтобы меня с вами на одну доску здесь поставили…
Видите, какой
человек, — обратился он к монаху, — я вот с ним боюсь входить к порядочным
людям.
Вот в эти-то мгновения он и любил, чтобы подле, поблизости, пожалуй хоть и не в той комнате, а во флигеле, был такой
человек, преданный, твердый, совсем не такой, как он, не развратный, который хотя бы все это совершающееся беспутство и
видел и знал все тайны, но все же из преданности допускал бы это все, не противился, главное — не укорял и ничем бы не грозил, ни в сем веке, ни в будущем; а в случае нужды так бы и защитил его, — от кого?
Алеша внимательно смотрел на него, он в первый раз этого
человека видел.
— Ты, я
вижу, в каком-то вдохновении. Ужасно я люблю такие professions de foi [исповедания веры (фр.).] вот от таких… послушников. Твердый ты
человек, Алексей. Правда, что ты из монастыря хочешь выйти?
К тому же страдание и страдание: унизительное страдание, унижающее меня, голод например, еще допустит во мне мой благодетель, но чуть повыше страдание, за идею например, нет, он это в редких разве случаях допустит, потому что он, например, посмотрит на меня и вдруг
увидит, что у меня вовсе не то лицо, какое, по его фантазии, должно бы быть у
человека, страдающего за такую-то, например, идею.
Но вот ты теперь
увидел этих „свободных“
людей, — прибавляет вдруг старик со вдумчивою усмешкой.
И вот, убедясь в этом, он
видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести
людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми.
Левый чуть прищуренный глазок его мигал и усмехался, точно выговаривая: «Чего идешь, не пройдешь,
видишь, что обоим нам, умным
людям, переговорить есть чего».
— Эх, одолжи отца, припомню! Без сердца вы все, вот что! Чего тебе день али два? Куда ты теперь, в Венецию? Не развалится твоя Венеция в два-то дня. Я Алешку послал бы, да ведь что Алешка в этих делах? Я ведь единственно потому, что ты умный
человек, разве я не
вижу. Лесом не торгуешь, а глаз имеешь. Тут только чтобы
видеть: всерьез или нет
человек говорит. Говорю, гляди на бороду: трясется бороденка — значит всерьез.
Раз или два в жизни
видел я у некоторых такое же выражение лица… как бы изображавшее всю судьбу тех
людей, и судьба их, увы, сбылась.
Несмотря на то, я очень его полюбил и совершенно ему доверился во всех моих чувствах, ибо мыслю: на что мне тайны его,
вижу и без сего, что праведен
человек.
«Господи! — мыслю про себя, — о почтении
людей думает в такую минуту!» И до того жалко мне стало его тогда, что, кажись, сам бы разделил его участь, лишь бы облегчить его.
Вижу, он как исступленный. Ужаснулся я, поняв уже не умом одним, а живою душой, чего стоит такая решимость.
Воистину, если не говорят сего (ибо не умеют еще сказать сего), то так поступают, сам
видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже
человек наш русский, тем и более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно
видя грех
людей, и спросишь себя...
И даже если ты и светил, но
увидишь, что не спасаются
люди даже и при свете твоем, то пребудь тверд и не усомнись в силе света небесного; верь тому, что если теперь не спаслись, то потом спасутся.
—
Видите, сударь, нам такие дела несподручны, — медленно промолвил старик, — суды пойдут, адвокаты, сущая беда! А если хотите, тут есть один
человек, вот к нему обратитесь…
— Тржи, панове, тржи! Слушай, пане,
вижу, что ты
человек разумный. Бери три тысячи и убирайся ко всем чертям, да и Врублевского с собой захвати — слышишь это? Но сейчас же, сию же минуту, и это навеки, понимаешь, пане, навеки вот в эту самую дверь и выйдешь. У тебя что там: пальто, шуба? Я тебе вынесу. Сию же секунду тройку тебе заложат и — до видзенья, пане! А?
— Что это, я спала? Да… колокольчик… Я спала и сон
видела: будто я еду, по снегу… колокольчик звенит, а я дремлю. С милым
человеком, с тобою еду будто. И далеко-далеко… Обнимала-целовала тебя, прижималась к тебе, холодно будто мне, а снег-то блестит… Знаешь, коли ночью снег блестит, а месяц глядит, и точно я где не на земле… Проснулась, а милый-то подле, как хорошо…
Видите, господа, вы, кажется, принимаете меня совсем за иного
человека, чем я есть, — прибавил он вдруг мрачно и грустно.
Я ведь
вижу же, что я с благороднейшими
людьми: это свет, это святыня моя, и если б вы только знали!
— Я вас понимаю, Карамазов, я
вижу, вы знаете
человека, — прибавил проникновенно Коля.
Ну так
видите: сидит
человек совсем не сумасшедший, только вдруг у него аффект.
— Ах, милый, милый Алексей Федорович, тут-то, может быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог
видит, что я вам искренно доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я не могу доверить дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого
человека. А представьте, он вдруг и был у Lise, а я этого ничего и не знала.
Видишь, голубчик, я откровенно и просто скажу: всякий порядочный
человек должен быть под башмаком хоть у какой-нибудь женщины.
— Насчет этой двери и что Григорий Васильевич будто бы
видел, что она отперта, то это ему только так почудилось, — искривленно усмехнулся Смердяков. — Ведь это, я вам скажу, не человек-с, а все равно что упрямый мерин: и не видал, а почудилось ему, что
видел, — вот его уж и не собьете-с. Это уж нам с вами счастье такое выпало, что он это придумал, потому что Дмитрия Федоровича несомненно после того вконец уличат.
Ибо будь
человек знающий и привычный, вот как я, например, который эти деньги сам
видел зараньше и, может, их сам же в тот пакет ввертывал и собственными глазами смотрел, как его запечатывали и надписывали, то такой человек-с с какой же бы стати, если примерно это он убил, стал бы тогда, после убивства, этот пакет распечатывать, да еще в таких попыхах, зная и без того совсем уж наверно, что деньги эти в том пакете беспременно лежат-с?
«
Видели ли вы его сами — вы, столь многолетне приближенный к вашему барину
человек?» Григорий ответил, что не
видел, да и не слыхал о таких деньгах вовсе ни от кого, «до самых тех пор, как вот зачали теперь все говорить».
Конечно, и в публике, и у присяжных мог остаться маленький червячок сомнения в показании
человека, имевшего возможность «
видеть райские двери» в известном состоянии лечения и, кроме того, даже не ведающего, какой нынче год от Рождества Христова; так что защитник своей цели все-таки достиг.
Но по уверенности «великого мага»
видели, что он был спокоен, и ждали: недаром же приехал из Петербурга «таков
человек», не таков и
человек, чтобы ни с чем назад воротиться.
Поколь, дескать, я ношу на себе эти деньги — „я подлец, но не вор“, ибо всегда могу пойти к оскорбленной мною невесте и, выложив пред нею эту половину всей обманно присвоенной от нее суммы, всегда могу ей сказать: „
Видишь, я прокутил половину твоих денег и доказал тем, что я слабый и безнравственный
человек и, если хочешь, подлец (я выражаюсь языком самого подсудимого), но хоть и подлец, а не вор, ибо если бы был вором, то не принес бы тебе этой половины оставшихся денег, а присвоил бы и ее, как и первую половину“.
Видите ли, господа присяжные заседатели, в доме Федора Павловича в ночь преступления было и перебывало пять
человек: во-первых, сам Федор Павлович, но ведь не он же убил себя, это ясно; во-вторых, слуга его Григорий, но ведь того самого чуть не убили, в-третьих, жена Григория, служанка Марфа Игнатьевна, но представить ее убийцей своего барина просто стыдно.
Полагаю, что имею право догадываться почему: уже неделю как расстроенный в своем здоровье, сам признавшийся доктору и близким своим, что
видит видения, что встречает уже умерших
людей; накануне белой горячки, которая сегодня именно и поразила его, он, внезапно узнав о кончине Смердякова, вдруг составляет себе следующее рассуждение: «
Человек мертв, на него сказать можно, а брата спасу.
Вы ведь
видели давешнюю сцену,
видели, в каком положении был этот
человек.
Ну так на одно,
видите ли, не хватило предосторожности, потерялся
человек, испугался и убежал, оставив на полу улику, а как вот минуты две спустя ударил и убил другого
человека, то тут сейчас же является самое бессердечное и расчетливое чувство предосторожности к нашим услугам.
Они только не могут скрыть свою страстность, подчас очень грубую, — вот это и поражает, вот это и замечают, а внутри
человека не
видят.