Неточные совпадения
Намечу лишь вкратце: Федор Павлович оказался убитым вполне, с проломленною головой, но чем? — вероятнее всего тем же самым
оружием, которым поражен
был потом и Григорий.
И вот как раз отыскали и
оружие, выслушав от Григория, которому подана
была возможная медицинская помощь, довольно связный, хотя слабым и прерывающимся голосом переданный рассказ о том, как он
был повержен.
Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры, так сказать для некоторого юридического блеска, чтоб уж ничего не
было забыто из принятых адвокатских приемов: ибо все
были убеждены, что какой-нибудь большой и окончательной пользы он всеми этими «подмарываниями» не мог достичь и, вероятно, это сам лучше всех понимает, имея какую-то свою идею в запасе, какое-то еще пока припрятанное
оружие защиты, которое вдруг и обнаружит, когда придет срок.
И не то что забыл его на дорожке, обронил в рассеянности, в потерянности: нет, мы именно отбросили наше
оружие, потому что нашли его шагах в пятнадцати от того места, где
был повержен Григорий.
А вот именно потому и сделали, что нам горько стало, что мы человека убили, старого слугу, а потому в досаде, с проклятием и отбросили пестик, как
оружие убийства, иначе
быть не могло, для чего же его
было бросать с такого размаху?
„Захватил, дескать, пестик“ — и помните, как из этого одного пестика нам вывели целую психологию: почему-де он должен
был принять этот пестик за
оружие, схватить его как
оружие, и проч., и проч.
Тут мне приходит в голову одна самая обыкновенная мысль: ну что, если б этот пестик лежал не на виду, не на полке, с которой схватил его подсудимый, а
был прибран в шкаф? — ведь подсудимому не мелькнул бы он тогда в глаза, и он бы убежал без
оружия, с пустыми руками, и вот, может
быть, никого бы тогда и не убил.
«Интеграл» в наших руках — это
будет оружие, которое поможет кончить все сразу, быстро, без боли.
Неточные совпадения
Верь мне, что наука в развращенном человеке
есть лютое
оружие делать зло.
И она, вспомнив те слова, которые дали ей победу, именно: «я близка к ужасному несчастью и боюсь себя», поняла, что
оружие это опасно и что его нельзя
будет употребить другой раз.
Отношения к мужу
были яснее всего. С той минуты, как Анна полюбила Вронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж
был только излишнее и мешающее лицо. Без сомнения, он
был в жалком положении, но что
было делать? Одно, на что имел право муж, это
было на то, чтобы потребовать удовлетворения с
оружием в руках, и на это Вронский
был готов с первой минуты.
Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.] не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и не почтили предковского закона и, наконец, когда враги
были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять
оружие во славу христианства.
У них
были только длинные чубы, за которые мог выдрать их всякий козак, носивший
оружие.