Неточные совпадения
О, он отлично понимал, что для смиренной души русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним
грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести святыню или святого, пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас
грех, неправда и искушение, то все равно
есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало
быть, когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по всей земле, как обещано».
И надолго еще тебе сего великого материнского плача
будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость, и
будут горькие слезы твои лишь слезами тихого умиления и сердечного очищения, от
грехов спасающего.
Да и
греха такого нет и не может
быть на всей земле, какого бы не простил Господь воистину кающемуся.
Али может
быть такой
грех, чтобы превысил Божью любовь?
Впоследствии Федор Павлович клятвенно уверял, что тогда и он вместе со всеми ушел; может
быть, так именно и
было, никто этого не знает наверно и никогда не знал, но месяцев через пять или шесть все в городе заговорили с искренним и чрезвычайным негодованием о том, что Лизавета ходит беременная, спрашивали и доискивались: чей
грех, кто обидчик?
— А я насчет того-с, — заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, — что если этого похвального солдата подвиг
был и очень велик-с, то никакого опять-таки, по-моему, не
было бы
греха и в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие.
— Насчет подлеца повремените-с, Григорий Васильевич, — спокойно и сдержанно отразил Смердяков, — а лучше рассудите сами, что раз я попал к мучителям рода христианского в плен и требуют они от меня имя Божие проклясть и от святого крещения своего отказаться, то я вполне уполномочен в том собственным рассудком, ибо никакого тут и
греха не
будет.
— Это сумления нет-с, что сам в себе я отрекся, а все же никакого и тут специально
греха не было-с, а коли
был грешок, то самый обыкновенный весьма-с.
От
греха же и от диавола не только в миру, но и во храме не убережешься, а стало
быть, и нечего
греху потакать».
Тогда каждый из вас
будет в силах весь мир любовию приобрести и слезами своими мировые
грехи омыть…
Греха своего не бойтесь, даже и сознав его, лишь бы покаяние
было, но условий с Богом не делайте.
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало
быть, нет и
греха, а
есть лишь только голодные.
О, мы разрешим им и
грех, они слабы и бессильны, и они
будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить.
Мы скажем им, что всякий
грех будет искуплен, если сделан
будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти
грехи, так и
быть, возьмем на себя.
И возьмем на себя, а нас они
будут обожать как благодетелей, понесших на себе их
грехи пред Богом.
Нужно лишь малое семя, крохотное: брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно,
будет жить в душе его во всю жизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада
грехов его, как светлая точка, как великое напоминание.
«То-то вот и
есть, — отвечаю им, — это-то вот и удивительно, потому следовало бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в великий и смертный
грех, но до того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так
было почти и невозможно, ибо только после того, как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах, слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а если бы до выстрела, как прибыли сюда, то сказали бы просто: трус, пистолета испугался и нечего его слушать.
Братья, не бойтесь
греха людей, любите человека и во
грехе его, ибо сие уж подобие Божеской любви и
есть верх любви на земле.
Если сам согрешишь и
будешь скорбен даже до смерти о
грехах твоих или о
грехе твоем внезапном, то возрадуйся за другого, возрадуйся за праведного, возрадуйся тому, что если ты согрешил, то он зато праведен и не согрешил.
— Постов не содержал по чину схимы своей, потому и указание вышло. Сие ясно
есть, а скрывать
грех! — не унимался расходившийся во рвении своем не по разуму изувер. — Конфетою прельщался, барыни ему в карманах привозили, чаем сладобился, чреву жертвовал, сладостями его наполняя, а ум помышлением надменным… Посему и срам потерпел…
На усиленные просьбы Мити сводить его к Лягавому сейчас же и «тем, так сказать, спасти его» батюшка хоть и заколебался вначале, но согласился, однако, проводить его в Сухой Поселок, видимо почувствовав любопытство; но, на
грех, посоветовал дойти «пешечком», так как тут всего какая-нибудь верста «с небольшим излишком»
будет.
Назар Иванович, выслушав, согласился, но на
грех отлучился наверх к барыне, куда его внезапно позвали, и на ходу, встретив своего племянника, парня лет двадцати, недавно только прибывшего из деревни, приказал ему
побыть на дворе, но забыл приказать о капитане.
На другой день прихожу к ней и приношу эту половину: «Катя, возьми от меня, мерзавца и легкомысленного подлеца, эту половину, потому что половину я прокутил, прокучу, стало
быть, и эту, так чтобы от
греха долой!» Ну как в таком случае?
— Вы ужасно сердитесь, что я не про святое говорю. Я не хочу
быть святою. Что сделают на том свете за самый большой
грех? Вам это должно
быть в точности известно.
— Это я тогда по единому к вам дружеству и по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил: уезжайте от
греха, чтобы вы поняли, что дома худо
будет, и остались бы родителя защитить.
Я тут же отпустил ей
грех и повернулся
было идти, но тотчас же принужден
был и воротиться: слышу, патер в дырочку ей назначает вечером свидание, а ведь старик — кремень, и вот пал в одно мгновение!
— Но зато я себя осужу! — воскликнул Митя. — Я убегу, это и без тебя решено
было: Митька Карамазов разве может не убежать? Но зато себя осужу и там
буду замаливать
грех вовеки! Ведь этак иезуиты говорят, этак? Вот как мы теперь с тобой, а?
Неточные совпадения
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин
грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
«
Грехи,
грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То
был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько
было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И
пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой
грех — недоглядел!..»
— По-нашему ли, Климушка? // А Глеб-то?.. — // Потолковано // Немало: в рот положено, // Что не они ответчики // За Глеба окаянного, // Всему виною: крепь! // — Змея родит змеенышей. // А крепь —
грехи помещика, //
Грех Якова несчастного, //
Грех Глеба родила! // Нет крепи — нет помещика, // До петли доводящего // Усердного раба, // Нет крепи — нет дворового, // Самоубийством мстящего // Злодею своему, // Нет крепи — Глеба нового // Не
будет на Руси!
— Ну то-то! речь особая. //
Грех промолчать про дедушку. // Счастливец тоже
был…