Неточные совпадения
— Это уж совсем недостойно с вашей стороны, — проговорил отец Иосиф. Отец Паисий упорно молчал. Миусов бросился
бежать из комнаты, а
за ним и Калганов.
— Держи, держи его! — завопил он и ринулся вслед
за Дмитрием Федоровичем. Григорий меж тем поднялся с полу, но был еще как бы вне себя. Иван Федорович и Алеша
побежали вдогонку
за отцом. В третьей комнате послышалось, как вдруг что-то упало об пол, разбилось и зазвенело: это была большая стеклянная ваза (не из дорогих) на мраморном пьедестале, которую, пробегая мимо, задел Дмитрий Федорович.
И опять началась перестрелка, на этот раз очень злая. Мальчику
за канавкой ударило камнем в грудь; он вскрикнул, заплакал и
побежал вверх в гору, на Михайловскую улицу. В группе загалдели: «Ага, струсил,
бежал, мочалка!»
Вместо ответа мальчик вдруг громко заплакал, в голос, и вдруг
побежал от Алеши. Алеша пошел тихо вслед
за ним на Михайловскую улицу, и долго еще видел он, как
бежал вдали мальчик, не умаляя шагу, не оглядываясь и, верно, все так же в голос плача. Он положил непременно, как только найдется время, разыскать его и разъяснить эту чрезвычайно поразившую его загадку. Теперь же ему было некогда.
Рассердившись почему-то на этого штабс-капитана, Дмитрий Федорович схватил его
за бороду и при всех вывел в этом унизительном виде на улицу и на улице еще долго вел, и говорят, что мальчик, сын этого штабс-капитана, который учится в здешнем училище, еще ребенок, увидав это,
бежал все подле и плакал вслух и просил
за отца и бросался ко всем и просил, чтобы защитили, а все смеялись.
В поручении Катерины Ивановны промелькнуло одно обстоятельство, чрезвычайно тоже его заинтересовавшее: когда Катерина Ивановна упомянула о маленьком мальчике, школьнике, сыне того штабс-капитана, который
бежал, плача в голос, подле отца, то у Алеши и тогда уже вдруг мелькнула мысль, что этот мальчик есть, наверное, тот давешний школьник, укусивший его
за палец, когда он, Алеша, допрашивал его, чем он его обидел.
Лежу это я и Илюшу в тот день не очень запомнил, а в тот-то именно день мальчишки и подняли его на смех в школе с утра-с: «Мочалка, — кричат ему, — отца твоего
за мочалку из трактира тащили, а ты подле
бежал и прощения просил».
— А что ж бы я моему мальчику-то сказал, если б у вас деньги
за позор наш взял? — и, проговорив это, бросился
бежать, на сей раз уже не оборачиваясь.
Обрати их в хлебы, и
за тобой
побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои».
— Вправду долг. Ведь я, Алеша, ему
за тебя шампанского сверх всего обещала, коль тебя приведет. Катай шампанского, и я стану пить! Феня, Феня, неси нам шампанского, ту бутылку, которую Митя оставил,
беги скорее. Я хоть и скупая, а бутылку подам, не тебе, Ракитка, ты гриб, а он князь! И хоть не тем душа моя теперь полна, а так и быть, выпью и я с вами, дебоширить хочется!
Митя выскочил из-за стола и
побежал в соседнюю комнату сейчас же распорядиться.
— Митя, отведи меня… возьми меня, Митя, — в бессилии проговорила Грушенька. Митя кинулся к ней, схватил ее на руки и
побежал со своею драгоценною добычей
за занавески. «Ну уж я теперь уйду», — подумал Калганов и, выйдя из голубой комнаты, притворил
за собою обе половинки дверей. Но пир в зале гремел и продолжался, загремел еще пуще. Митя положил Грушеньку на кровать и впился в ее губы поцелуем.
Но Трифон Борисыч даже не обернулся, может быть уж очень был занят. Он тоже чего-то кричал и суетился. Оказалось, что на второй телеге, на которой должны были сопровождать Маврикия Маврикиевича двое сотских, еще не все было в исправности. Мужичонко, которого нарядили было на вторую тройку, натягивал зипунишко и крепко спорил, что ехать не ему, а Акиму. Но Акима не было;
за ним
побежали; мужичонко настаивал и молил обождать.
Одна-де такая дама из «скучающих вдовиц», молодящаяся, хотя уже имеющая взрослую дочь, до того им прельстилась, что всего только
за два часа до преступления предлагала ему три тысячи рублей с тем, чтоб он тотчас же
бежал с нею на золотые прииски.
Один волосок-с: стоило этой барыне вот так только мизинчиком пред ними сделать, и они бы тотчас в церковь
за ними высуня язык
побежали.
Ведь он, зашивая ладонку свою, прятался от домашних, он должен был помнить, как унизительно страдал он от страху с иглой в руках, чтобы к нему не вошли и его не накрыли; как при первом стуке вскакивал и
бежал за перегородку (в его квартире есть перегородка)…
Да и
за деньгами ли подсудимый
побежал, припомните, припомните!
„Совершилось как по писаному!“ Но опять-таки повторяю: он
побежал к ней,
за ней, единственно только узнать, где она.
Этот несчастный, этот герой чести и совести — не тот, не Дмитрий Федорович, а тот, что
за этой дверью лежит и что собой
за брата пожертвовал, — с сверкающими глазами прибавила Катя, — он давно уже мне сообщил весь этот план
побега.
— Конечно, он тогда от вас скрыл: вот именно из-за этого плана о
побеге.
О, конечно, я
за тварь,
за эту тварь тогда озлилась, и именно
за то, что и она тоже, вместе с Дмитрием,
бежит за границу! — воскликнула вдруг Катерина Ивановна с задрожавшими от гнева губами.
— Вот что она, между прочим, сказала: чтоб я непременно успокоил твою совесть насчет
побега. Если и не выздоровеет к тому времени Иван, то она сама возьмется
за это.
Если б
за побег твой остались в ответе другие: офицеры, солдаты, то я бы тебе «не позволил»
бежать, — улыбнулся Алеша.
— Приду к тебе перед вечером! — крикнул Алеша и
побежал за Катей. Он нагнал ее уже вне больничной ограды. Она шла скоро, спешила, но как только нагнал ее Алеша, быстро проговорила ему...
Снегирев суетливо и растерянно
бежал за гробом в своем стареньком, коротеньком, почти летнем пальтишке, с непокрытою головой и с старою, широкополою, мягкою шляпой в руках.